Шлимазл

Лошадь была смирная, совсем не похожая на резвых коней из «Неуловимых мстителей». Никак невозможно было её представить скачущей галопом или вздымающейся на дыбы. Грива в колтунах, глаза закисшие и к Борьке ноль внимания. Но мальчика это устраивало. Его привлекала не лошадь, а телега. Вернее, то, что с этой телеги пожилой, сгорбившийся возница в плаще и кепке передавал в руки счастливых пацанов. Глиняные птички-свистульки. Деревянные ярко раскрашенные пистолеты, стреляющие пробкой. Обёрнутые блестящей фольгой мячики на резинках. Эти сокровища дети получали за «утиль». Так требовал возница: «Неси утиль.» Смешное слово. Борька не знал, что оно означает. Мальчишки подсказали, что это тряпки. Ненужная одежда, постельное бельё, порванные скатерти и занавески. Борька забежал в дом – никого. Дед, видно, на рыбалке, а бабуля известно где, на рынок с утра потопала, внука свежими продуктами побаловать. Пришлось Борьке самому хозяйским глазом определить, что в доме за ненужное может сойти. Скатерть, чёрная с золотым шитьём, самая видная вещь, покрывает круглый стол в центре комнаты. Нет, такая ненужной быть не может. Занавески в дырочках. Но это, вроде, специально, для красоты. В шкафу постельное бельё, сложенное на полках. Его Борька и проверять не стал, потом обратно не сложить, если годное. Или негодное? Борька уже запутался. Вознице на утиль годное, то, что уже в доме негодное. Так какое тряпьё он ищет? На перекладине в шкафу висели пальто, три бабулиных платья, дедушкин костюм и зажатый между ними пиджак. Костюм на дедушке Боря видел, тот его одевал на каждый праздник, первомай там или именины. А пиджак старый, может, ненужный, раз Борька не помнит его на деде. Вот это и есть утиль, раз дед его не носит. Только место в шкафу занимает. Ещё спасибо скажут. И Борька сдёрнул пиджак с «плечиков». Возница, как мальчишки его назвали – старьёвщик, не глядя закинул пиджак на груду тряпья, набравшуюся в телеге, предложил Борьке выбрать из призов один, и тот потянул вожделенный пистоль.

 Весь день напропалую Борька вёл пальбу из этого чудесного оружия. Тянешь за рукоятку, вставляешь в дуло пробку, давишь на рукоятку, и пробка с бодрым хлопком вылетает в цель. Восторженный Борька в тот вечер еле уснул.

 Утром следующего дня Борька, выбегая во двор, столкнулся на крыльце со старьёвщиком. Теперь на том не было плаща и кепки, что-то непонятное произошло с его фигурой – прямые плечи, пиджак с двумя медалями слева и орденом в виде звезды справа. Из кармана пиджака торчало запечатанное сургучом горлышко бутылки. Это изменение, да и само появление старьёвщика в доме деда и бабули ничем хорошим Борьке не казались, и он поспешил влиться в ватагу пацанов.

 Вернулся Боря в дом, когда уже всех мальчишек разобрали с улицы. Бабуля хлопотала на кухне, а Дед сидел за столом, покрытом чёрной с золотом скатертью и смотрел на орден в виде звезды, лежащий на столе. Так же на столе стояла чуть недопитая бутылка водки, два стакана и тарелка с нехитрой закуской. Увидев Бориса, он каким-то отрешённым голосом спросил: «Утиль?», – указывая на орден. Борьку прошибло. Этот орден был прикреплён к пиджаку, который он сунул старьёвщику.

 Борька допоздна не мог уснуть и прислушивался к монотонному бормотанию деда, рассказывавшего бабуле о сегодняшнем визите странного гостя, перемежая идиш с русским.

 «Это Василий Цыган. У него дом на Красной. Ты ведь знаешь их, фейгале. Дочки на Троицком базаре гадают, сыновья тоже чем-то промышляют, думаю, водку гонят на продажу, а Василий по дворам старьёвничает. Наш Береле ему пиджак вынес за пистолетик, а на нём мой орден. Оказалось, Василий всю войну прошёл в пехоте. Три года на Волховском фронте. Увидел орден на моём пиджаке и сразу вспомнил мальчишку, его отдавшего. Так нас и нашёл. У пацанов поспрашивал, Береле же во дворе приметный. Орден принёс, спросил, где я воевал, а что я отвечу? Что боевой орден получил за быструю эвакуацию и развёртывание заводских производств в Сталинске? Он уже хотел уходить, но я сказал, что сыновья не вернулись. Тогда он водку из кармана вынул. Сел. Разговорились. Так я и узнал про Волховский. Наш Абраша на Ленинградском погиб. Василий извинился, что пиджак не принёс. Пиджак, это приобретение, за него заплачено. Не по закону цыганскому возвращать. Да я и не настаивал. Всё равно, куда мне в нём ходить? А орден пусть лежит в ящике буфета. Жалко, Береле вырастет шлимазлом. Цены вещам не знает.»

 Борька вырос. Может и шлимазлом, сам об этом не догадываясь. Как-то, работая фельдшером на скорой, получил вызов на улицу Красную. Там, в огромном доме, на матраце постеленном прямо на пол, умирал от рака старый цыган и от Бориса требовалось только одно, обезболить пациента уколом наркотика. Борис уже думал пристыдить собравшуюся родню, что не дают старику лежать удобно на кровати, но, осмотревшись, увидел, что нет в доме ни диванов, ни кроватей и в этой и, по всей видимости, в других комнатах. Возле одной из стен была сложена стопка матрацев, почти достигавшая потолка. На столе стояли десятка три бутылок водки, залепленных сургучом, чего Борька не видел уж многие годы. Сургуч напомнил ему бутылку, выглядывавшую когда-то из кармана старьёвщика. Борису принесли паспорт для заполнения ведомости на списание наркотика. «Василий Тимофеевич Бодони.» На фотографии мужчина, посетивший деда в то далёкое утро, и которого уже невозможно было узнать в осунувшемся желтокожем старике на матрасе. Сделав укол, Борис собрался и вышел. Во дворе рядом с калиткой его окликнул парнишка: «Слышь, док, цацку купишь?» Поднёс руку к Бориному лицу и разжал кулак. На ладони блестел красной эмалью орден в виде звезды.

26/09/25