Михаил Павлович Калиниченко, лётчик гражданской авиации, пилот первого класса, поднялся на третий этаж центрального московского офиса "Аэрофлота".
Пока бродил по бесконечным коридорам, многое передумал и, в забытье, чуть было не проскочил нужный поворот. Здесь он остановился около, до боли знакомой, кожаной двери с табличкой: "Руководитель полётов Александр Юрьевич Бабаевский". Они дружили давно, ещё с первого курса Рязанского авиационного училища.
- Миша, с наступающим! Давай быстро, что у тебя? Времени в обрез.
- Шура, я хочу взять отпуск на пять дней, у меня свадьба дочери.
- Какая ещё свадьба? Почему я не в курсе?
- А тебе что, приглашение до сих пор не пришло?
- Я ничего не получал. Ладно, садись и объясни, что к чему?
- У меня свадьба единственной дочери, Ленки, если ты её, конечно, помнишь?
- Ленусю я помню, вот такой была. А она, что уже замуж выходит? Ей же, кажется, всего восемнадцать? Или она, что залетела?
- Шура, она не залетела. У неё, понимаешь, любовь - морковь. И жених классный парень, не какой - то там гусь лапчатый, наш человек, понимаешь?
- Ладно, это я понимаю. Судя по твоему заявлению, ты хочешь взять отпуск на пять дней? А кто, я тебя спрашиваю, летать будет, кем я тебя заменю? Кто пассажиров перевозить будет?
- Саня, у меня отгулов выше крыши. Имею я законное право взять несколько дней, чтобы дочку замуж выдать?
- По закону - имеешь, а по совести - нет! Сам знаешь, у нас дефицит кадров, нормальных пилотов не осталось, молодняк никто не готовит.
- Шура, ты не врубаешься? У меня сва-дь-ба единственной, любимой дочери!
- Когда свадьба?
- Двадцать седьмого.
- Ну и день выбрали в канун Нового года, самый пассажиропоток. А где свадьба?
- В "Метелице".
- Ладно, давай так, по старой дружбе, двадцать седьмого возвращаешься в Москву ,по расписанию, кажется, рано утром, а потом гуляй на все четыре стороны, три дня.
- Ну, вот и договорились. Как раз успеваю на регистрацию и потом, на свадьбу. Александр Юрьевич, последний вопрос: ты на свадьбе - то появишься?
- Ты меня знаешь, я халявной жрачки не пропускаю.
- А я думал, что мы с тобой друзья, а ты, оказывается, подсел на халявную жратву?
- Да, иди ты,... с глаз моих...
...Жена сначала сдерживала свой кроткий нрав, подыскивала нужные слова, но в конце разговора сорвалась на откровенную истерику.
- Ты мне объясни, зачем лететь в Москву в самый канун Нового года? По дому дел невпроворот: ёлку надо купить и установить, пробежаться по магазинам, квартиру в божеский вид привести.
- Пойми ты, наконец, не могу я отказаться, не имею права пропустить презентацию собственной книги.
- Да иди ты в задницу со своими книгами, писатель хренов. Тебе вообще наплевать на меня, на сына, на дом, на Новый год. Одни метафоры и сюжеты в голове.
- Я двадцать девятого вернусь и всё успею. Ты, только сейчас не истери, не вешай на меня чувство вины, а просто, успокойся.
- Делай, Серёжа, как знаешь, но мне уже надоела твоя бурная, никому не нужная литературная деятельность, которая, между прочим, в дом ещё ни копейки не принесла. Как барахтался по жизни нищим, так нищим и сдохнешь.
- Художника обидеть может каждый.
- Ты ещё иронизируешь, издеваешься? Ху...дожник, то же мне.
- А ты не хами, Лариса Викторовна. Я всё равно рано или поздно стану знаменитым, может даже, буду классиком в своём жанре.
- Уж лучше рано, чем поздно!
- А чтобы это случилось раньше, надо мелькать на глазах у читателей, издателей, книготорговцев. Именно поэтому я и лечу.
Раннее декабрьское утро дыхнуло на меня морозной свежестью, редкие снежинки кружились в танце на ледяном ветру, одинокие прохожие, закутанные в воротники и шарфы, хрустели снегом в тумане по своим делам. В шесть утра родной город ещё досматривал сны и только несколько лампочек подмигивали тусклым светом через занавески кухонь.
Мне совершенно не хотелось лететь в Москву, но внутренний голос утвердительно настаивал: "Надо, Серёжа, надо...".
Я даже не успел как следует согреться в такси, когда в тумане показались огни аэропорта Богашёво. Слава Богу попался не болтливый таксист, поэтому двадцать минут в дороге я оказался предоставлен исключительно своим мыслям, размышлениям о прошлом и фантазиям о будущем.
Это моя первая презентация в одном из самых больших книжных магазинов Москвы на Новом Арбате. Как там всё пройдёт? Как меня встретят читатели? Будут ли издатели, рекламщики и потенциальные спонсоры?
Новая книга "Болото" мне лично нравилась, но последнее слово, как говорится, за читателями. Примут ли они этот психологический роман? Некоторые опасения одолевали, однако логически рассудив, что, если книга нравится мне, то найдутся читатели, которым она тоже придётся по душе и они по - достоинству оценят мой труд. Конечно, всем угодить невозможно, нельзя заставить людей покупать мою книгу, но можно, хотя бы надеяться на успех. Тем более, что я в себя верил.
С этими противоречивыми мыслями я нырнул в здание аэропорта, эффектно наряженное к Новому году, и полностью окунулся в атмосферу чемоданного настроения, такого волнующего и неповторимого, аж защемило под ложечкой.
Я всегда любил куда - то уезжать, а потом возвращаться, мне не нравилось расставаться, но всегда нравилось встречаться. Хотя бы раз в год я обязательно должен куда - нибудь съездить, иначе, неугомонный червячок внутри не давал покоя. Наверное, я стремился к перемене мест, как та лягушка путешественница, которой не сиделось на месте.
А может быть, меня терзала жажда новых впечатлений, неиспытанных ещё ощущений и болезненная тяга к чему - то новому? Короче говоря, я любил путешествовать, но всегда боялся летать. Однако, точно знал, что по теории больших чисел самолёт - самый безопасный вид транспорта.
К тому же, была огромная, ни с чем не сравнимая, экономия времени. Фишка заключалась в том, что я вылетаю из Томска в 8 утра, и в 8 же приземляюсь в Домодедово, а полётное время съедается часовыми поясами необъятной России. Согласитесь, впечатляет.
Женский металлический голос робота, лишённый каких - либо эмоций, объявил регистрацию на московский рейс и немногочисленные сонные пассажиры медленно потянулись к стойке номер два. Желающих променять предновогоднюю волнующую суету на московский многолюдный муравейник оказалось не много. Летели, очевидно, только те, кому сильно приспичило, как мне или романтики, жаждущие встретить Новый год на Красной площади.
Регистрация прошла буднично, а досмотр личных вещей, обыск и фейс - контроль - даже весело. Пышная, весьма сексапильная, симпатичная блондинка в форме таможенной службы ощупала меня с ног до головы и кивнула головой, чтобы проходил, но я томно взглянул на неё и тихо спросил: "А можно, ещё раз?". Она улыбнулась в ответ, поправила причёску и весело ответила: "Ладно, иди уже, тоже мне, сексуальный маньяк".
Поднимаясь по замёрзшему трапу, я оглянулся и прочёл в морозной дымке любимое слово "Томск"; этот город я считал своей Родиной. Старинный, на половину деревянный, небольшой, сибирский, студенческий, интеллигентный, до боли родной и уютный. До свидания, Томск. Я скоро вернусь!
Стюардесса на входе дежурно, но всё же мило поздоровалась, поздравила с наступающим Новым годом, потом взглянула на отрывной талон и прощебетала: "17 ряд, ваше место справа у окна".
Поблагодарив её, я двинулся по салону, вглядываясь в цифры над креслами. Когда все пассажиры пристроили свой багаж, уселись согласно купленным билетам и угомонились, оказалось, что рядом со мной никого. "Четыре часа проведу с комфортом", - смекнул я.
Тут же началась обычная беготня стюардесс: кому - то срочно понадобилось одеяло, кто - то хотел воды, очевидно, после вчерашних проводов его мучил сушняк, кто - то хотел пересесть, так как ощущал себя не совсем комфортно. Меня же всё устраивало и я задумчиво наблюдал этот первый акт спектакля под названием "Полёт во сне и наяву".
Монотонным голосом стюардесса закончила обязательный инструктаж по технике безопасности, который всегда меня успокаивал, командир выдал заученный монолог на двух языках про время в пути, про погоду в Москве, про то, про это, однако наш самолёт всё ещё стоял на месте.
Через долгих пятнадцать минут командир вежливым, спокойным голосом произнёс: "Наш лайнер проходит обработку антиобледеняющим составом, после которой начнётся подготовка к полёту".
- Дима, доложи погоду на маршруте, - обратился командир ко второму пилоту.
- Михаил Павлович, на нас движется мощный циклон. Думаю, не успеем набрать высоту, как окажемся в его эпицентре.
Михаил Павлович думал сейчас только о предстоящей свадьбе дочери, о своём отцовском долге, о том, что из - за работы слишком мало времени уделял её воспитанию, поэтому безопасность вверенных ему пассажиров отошла в его сознании на второй план.
- Дима, мы летим в любом случае. Подумай, как обойти циклон и добраться до Москвы точно по расписанию.
Второй пилот ни грамма не сомневаясь в профессионализме командира, весело ответил: "Летать, так летать, гулять, так гулять".
Выглянув в иллюминатор, я заметил, как крылья самолёта поливают какой - то жидкостью. Ещё через десять минут командир, наконец, объявил, что получено разрешение на взлёт, и тягач медленно потащил наш лайнер на взлётную полосу.
Стало слышно, как двигатели постепенно набирали необходимую мощность, самолёт дрожал, готовый сорваться с места, мы пристегнули ремни безопасности и борт 021156 покатил сквозь снежинки, набирая скорость. Глубоко вздохнув, я перекрестился и приготовился наслаждаться полётом.
Раньше, когда в самолётах разливали спиртное, я брал сразу два бокала вина, залпом их выпивал и пытался тут же заснуть, забивая страх в дальний угол. Сейчас спиртное по какой - то причине запретили, поэтому пассажиры типа меня сжались в своих креслах и тряслись от страха, прислушиваясь к шуму моторов, выглядывали в иллюминаторы на предмет целостности крыльев или лихорадочно что - то читали, не понимая смысла прочитанного.
Смотрю налево и замечаю женщину средних лет, нервно листающую журнал, впереди мужчина впился глазами в книгу, рядом с ним парень достал газету. В этом небольшом пространстве салона нас - трусливых, боящихся летать, оказалось довольно много. Наверное, это нормально, когда из трёх пассажиров у одного трясутся от страха колени, другому просто до фонаря, а третий не признаётся себе, что тоже боится летать.
Уверен, что когда смешно - надо смеяться, когда больно - надо кричать, когда страшно - надо бояться, иначе эти эмоции уйдут в подсознание и со временем превратятся в неуправляемых тараканов.
Тем временем самолёт набирал высоту, это ощущалось внезапной глухотой, сухостью во рту и учащённым сердцебиением.
Шторка, разделяющая бизнес класс от эконом класса, свисала теперь под углом сорок пять градусов к плоскости, впереди стоящих кресел. Это означало, что лайнер резко задрал нос, пытаясь, как можно быстрее, расстаться с землёй. Выше, выше, ... ещё выше.
Третий пилот взглянул на приборы и тревожным голосом произнёс: "Командир, мы как - то тяжело набираем высоту, двигатели на пределе".
Не отрываясь от штурвала, Михаил Павлович обратился ко второму пилоту: "Дима, вызови Лену".
Через минуту старшая стюардесса Лена стояла у него за спиной: "Михаил Павлович, вы меня звали? Что случилось?".
- Лена, спокойно, без суеты, пройди по салону и найди ряд, где нет пассажиров, потом сделай вид, как будто что-то поправляешь, а сама внимательно посмотри в иллюминатор на крылья. Меня интересует, в каком они состоянии? А самое главное, всем улыбайся, ну, как ты это умеешь.
Старшая стюардесса работала в Аэрофлоте уже семнадцать лет, налетала сотни часов и сразу сообразила, что означает подобная просьба.
Между тем, лайнер влетел в край циклона, не успев полностью увернуться. Снежная буря накрыла его и никакие антиобледеняющие средства не помогали, снег просто не успевал таять и скапливался на крыльях, постепенно превращаясь в корку льда.
Через пару минут она вернулась и тревожно вымолвила: "На крыльях лёд".
Командир покосился на испуганную стюардессу и глубоко вздохнул: "Значит так, Лена, через двадцать минут, когда я сделаю объявление, пристегни всех пассажиров и смотри, чтобы не началась паника".
Она вышла, а Михаил Павлович, наконец, выключил мысли о предстоящей свадьбе, включил мозги и обратился ко второму пилоту: "Дима, определи где мы сейчас и запроси экстренную посадку в ближайшем аэропорту. Ну что, мужики, будем понемногу снижаться".
Таким образом, лайнер, не успев набрать необходимую высоту, приступил к вынужденному снижению. Второй пилот внимательно изучил карту, что - то подсчитал в уме и обратился к командиру: "Приближаемся к Уралу, Челябинск может принять наш борт, но боюсь, до него не дотянем, циклон повернул прямо на нас".
Михаил Павлович сверкнул злыми глазами, хрустнул зубами, и заорал: "Тогда, срочно ищи место, где будем садиться! У тебя десять минут, время пошло!".
Третий пилот, белый как мел еле удерживал штурвал, уставившись тупым взглядом в приборы, нервно дёрнул головой и прошипел сквозь зубы: "Слышь, Палыч, если такими темпами будем снижаться, на двух тысячах развалимся на куски".
Командир сглотнул липкую слюну и ответил: "А ты, Саша, не психуй, возьми себя в руки".
Ничего не подозревающие пассажиры мирно дремали, досматривая прерванные утренние сны, общались, чтобы как - то скоротать время, читали, подавляя свой страх.
Опять заложило уши и я вдруг понял, что мы снижаемся, причём, довольно быстро; корпус лайнера вибрировал, как растревоженная струна.
В этот момент мне послышался шёпот: "Иди в хвост самолёта, закройся в туалете и не выходи, пока всё не успокоится".
Я ничего не понял, однако, привыкший слушать себя и доверять своему подсознанию, встал со своего места, и с трудом удерживаясь на ногах, направился в хвост. Закрывая дверь, я услышал голос командира: "Внимание! Мы приступаем к вынужденной посадке. Пожалуйста, займите свои места, пристегните ремни безопасности, опустите голову на колени и зажмите её руками".
Тут же началась невероятная паника: люди с перекошенными лицами озирались по сторонам, женщины истошно визжали, кто - то яростно молился, а я сидел на унитазе, упёршись руками и ногами в стены крошечного туалета.
"...Дима, не молчи!", - закричал командир.
- Высота чуть больше двух тысяч, до Челябинска - двести пять километров, впереди Уральские горы, точнее, пока - небольшие холмы.
"Тянем до Челябинска сколько сможем, а там видно будет", - прозвучали последние слова командира, раздался оглушительный треск и связь прервалась. Не выдержав огромной перегрузки, корпус разломился в области хвоста.
Последнее, что успел сделать в этот момент командир - резко потянул штурвал на себя, предотвратив сваливание самолёта в пике. Теперь он без хвоста летел параллельно земле, понемногу снижаясь, а хвост как огромный дельтаплан начал планировать, спускаясь по большой спирали.
Не буду рассказывать, что происходило в это время в салоне лайнера, поскольку этого не видел, но через какое - то время крики прекратились, и я понял, что спускаюсь на землю как - будто на парашюте.
Как мне потом рассказали, борт 021156 всё - таки дотянул до взлётно-посадочной полосы, однако при ударе о землю загорелся. Благо, его ждали: пожарники быстро потушили огонь, а многочисленные бригады скорой помощи сделали всё возможное, чтобы облегчить страдания пассажиров. Было много переломов, ожогов различной степени, синяков, но, как ни странно, не было погибших.
Когда проверили списки, летевших этим рейсом, выяснилось, что без вести пропал пассажир с семнадцатого ряда, место "a", то есть, я и старшая стюардесса Елена Борисова.
В то время, когда искалеченных людей в срочном порядке развозили по больницам, хвост самолёта с логотипом "Аэрофлот" не спеша спланировал на склон горы и плавно покатился вниз, пока не упёрся в огромный сугроб. Воцарилась жуткая тишина; я решил, что всё кончилось и открыл дверь. Взглянув в салон, я не поверил своим глазам: после предпоследнего ряда зияла пустота, хвост, как - будто отрезали гигантской пилой, а в образовавшейся огромной дыре мерцало утреннее зимнее солнце.
Мельком осмотрев себя, я понял, что цел, мало того, на мне - ни одной царапины. Я как - будто снова родился. Не далеко от моего спасительного туалета на маленькой кухне, пристёгнутая ремнём к откидному креслу, сидела стюардесса и глядела на меня испуганными глазами. Отряхнувшись от снега, я приблизился к ней и спокойно произнёс: "Всё кончилось. Мы, слава Богу, на земле, а не на небесах. Давайте, помогу избавиться от этого ремня. Как вас звать?"
Она, наконец, обрела дар речи, тряхнула головой и тихо вымолвила: "Меня зовут Лена. А Вас?".
- А я, Сергей Юрьевич, пассажир с семнадцатого ряда, которому срочно понадобилось в туалет.
Через час нас обнаружил спасательный вертолёт и мы благополучно вернулись к обычной, нормальной жизни, однако в Москву на презентацию книги я так и не попал, зато, как и обещал, 29-го вернулся в Томске, где всё успел сделать: и ёлку купил, и по магазинам побегал, и помог квартиру в божеский вид привести. Первым тостом за новогодним столом был тост за мой второй День рождения. Ах Новый год! Недаром его считают самым таинственным праздником, полным чудес, хорошо если чудеса со знаком "плюс".
Михаил Павлович, пилот первого класса, командир борта 021156, праздновал свадьбу дочери, Новый Год, Рождество, Старый Новый Год, День защитника Отечества и Международный женский день в больнице Челябинска.