Романтический диагноз

Это было в девяносто восьмом. Я принимал утреннюю смену. Про одного из вновь поступивших мне передали, что это сердечный приступ, связанный с приёмом только появившейся на рынке лекарств виагры и с романтической историей в подоплёке. Сменщики еще добавили что-то загадочное про возраст «случая», но на это я особого внимания не обратил. Самого больного при приёме смены мы на месте не застали. Это не было чем-то из ряда вон выходящим – так как речь не шла об инфаркте, койка пациента находилась на отшибе, в обеденной комнате (превращённой, за нехваткой мест, в палату для «лёгких» и выздоравливающих больных), и состояние подразумевало определенную свободу в рамках больничного режима.

К завтраку я совершенно забыл про «романтический случай», но тут узрел новое лицо. Подтянутый, бодрый, высокий мужчина в больничной пижаме помогал нянечке разносить еду. Делал он это споро, с улыбкой. Его появление с подносом вызывало ответные улыбки на лицах у самых страдающих и тяжёлых больных. Я понял, что это и есть мой «романтический сердечный приступ». Улучив минутку, я прочитал в истории отчёт о поступлении и оказалось, что мужчине ДЕВЯНОСТО ДВА ГОДА! Будучи приглашён почётным гостем на конференцию строительных подрядчиков, организованную в одной из гостиниц Мёртвого моря, он прибыл туда со своей молодой (пятидесяти с чем-то лет) пассией. Вечером, для пущей уверенности и желая доставить насколько можно большее удовольствие даме, принял таблетку виагры. После романтической ночи он почувствовал новое для себя состояние – тяжесть за грудиной и пришлось обратиться к консьержу за помощью. Консьерж вызвал «скорую», которая доставила героя-любовника (заметьте, без всяких кавычек) к нам в больницу.

Так как они не были жителями нашего города, то «Джульетта» сняла номер в гостинице неподалеку от больницы. Я часто видел их вместе, отрешёнными от всего окружающего, держащимися за руки и заглядывающими в глаза друг другу. А иногда они вдруг исчезали из отделения на час – другой. Сложив два и два – автомобиль на стоянке под зданием и номер в гостинице, я примерно догадывался, где они в данный момент находятся. И даже, чем занимаются. Понимая, что такое поведение не совсем укладывается в рамки больничного режима, я поставил в известность об этом профессора – заведующего нашим отделением. На что умница-профессор сказал: «Оставь. Даже если он сейчас умрёт, скажи, положа руку на сердце, не хотел бы ты такой смерти для себя? Не это ли самая желанная для мужчины смерть – в таком возрасте и при таких обстоятельствах? А виагру я у него изъял. Между нами, мне она нужнее».

Как-то вечером я встретил его в коридоре. Воспользовавшись моментом, подошёл к нему и, обратившись на «ты» (в иврите нет иного обращения), сказал: «Глядя на тебя, я впервые не боюсь старости». В ответ он пожал мне руку крепким пожатием зрелого мужчины и произнёс: «Я из Польши». Я только догадываюсь, что он хотел этим сказать. Наверное, что доживает и за кого-то из своих друзей, ушедшего с дымом концлагерного крематория или сгинувшего в Варшавском гетто? Кто знает? Может быть. Я не переспрашивал.