Юре Р Мне нравится та юрь, что нам вещает Юра... У юри той – особая натура. Та юрь течет и брызжет, как вино. То виден смысл, то будто нету... Но! Что нет его – лишь морок и обман. Он тонок – штрих, что ощутит гурман...
Володе Н. Люблю немногословную володь… Блестящей каплей на слепую водь падёт, мала – а в ней такие клади! Она как редкий «отл» в моей тетради по детскому корявому письму. Узри, схвати – её снесёт и сгладит в словесном бестолковом водопаде, где темы не понятны никому.
Коле и Ларе Д. Какую коль порой отколет Коль – его таблицы разобрать изволь! Отвёрткой колупай, крути ключом – так заперли! – не вгрызться нипочём. Ведь существует для значков и цифр лишь неразгаданный, но очень верный шифр?! А мы – всё не продвинемся на волос! Понять – и бросить круг, верёвку, трос – там SOS, там средь мешающих полос к нам пробивается родной, знакомый голос…
Порою, чтоб развеять эту хмарь, поднимется со дна болота ларь… А в ней, в той лари, – лучезарь и дарь! И – благодарь… (Да чудодейственный бальзам своим и Колиным слезам, незримым нам…)
Марии З. Какие ма́рии нам вмаривает вдруг подруга наша, больше скажем – друг! (Она уходит в преньях от гендерий…) Взахлёб живет средь новых пионерий… Детей родив, имея внуков двух, натура страстная (о том мой помнит слух) – вспорхнув над возрастом, профессией и полом, – пари держу: даст фору комсомолам!
Сэму А. Как коротки́, скупы́ и ве́ски мы получаем сэм-сэм-эски! В них все слова – рецепт и пропись, в них гордо произносят "office", да "twice" пришёл за время оно Вид из окна на гладь Гудзона.
Серёже Ч. Всем бывшим сёстрам – по серьгам, всем бывшим братьям – по рогам, смешком-снежком-по-роже-понарошке, к своей прикованный избе, нам шлёт полковник кагэбе то горькие, то сладкие сыръёжки. Его руби-коли-пили, стреляйте по команде «пли» – он устоит в крови-пыли, и слава богу! Он стонет вслух – но скалит зуб. Он плачет, нежен, шутит, груб… Взвалил он сам свой груз на круп? Пленён дорогой? Извилист путь побед и бед… Теперь он просто папо-дед… И не до дев, и не до баб – взгрустнувший древний баобаб… Его не приберёшь к рукам, хоть брали часто по частям. Но от таковских, видно, не убудет. Кем он не был? Где он не спал? – Какой-то странный интеграл за жизнь прожитых сразу многих судеб…
Вите Н. Серебряная вьётся нить – вплетается в беседу вить… Жаль, редко, но кого винить, когда не изменить!..? Сложи, Витёк, к витку виток, попробуй рассказать Восток – он им не близок, не далёк – лишь звук, свисток… Нам тот хорош, кто к нам хорош – таких надолго не найдёшь: Используй миг – иль пропадёшь, ядрёна вошь… Дрожит басовая струна, ну что им объяснит она – не насмотревшимся сполна из нашего окна? Хамит хамсина хмурый смог… Ты выстоял, ты выжить смог, и среди многих трудных строк есть бодрая строка. Пропой – пойдут дела на лад – друзьям хоть парочку баллад, из тех, которым сам ты рад – под Бёрнса-Маршака…
Мише Д. Вот на болоте чуть всхрапнёт камыш… И, взрезав муть, и дурь, и чушь, и тишь – бульон, где суть в шумах не различишь – приплынет мишь… Пленяя нас изящной простотой, тем чувством, мыслью выверенной той – как интервал меж ноток «до» и «до», как рыцарский турнир, как ритуал дзю до, прочтет возвышенный и взвешенный доклад… И – отгребёт назад, В свой зáмок «над»…
Вале и [Володе] Ф. То ли валики, то ли волики… В редких письмах – отличий ни толики. Надо ж с возрастом так обкентавриться! – Ну и ладно, и так мне нравится… Как дела понять – я привычная. Да и логика здесь – двоичная. Получила письмо – и славненько: Если волик – то рядом Валенька. Если валик – то тоже не нолик: значит, дышит поблизости Волик… А представить себе их ви́-за-ви – позвоню или в гости вызову…
Сане Х. Блюдя покой и сан, в своей далёкой де, таинственнейший са осé и поседé… Он чаще – ни гу-гу, а реже скажет «гу». Гадаю: вдруг когда с ним встретиться смогу…
Боре Л. Дружбу ценит, как жизнь и реликвию. А игру – отделил, как религию. Вы не ждите впустую боликов – уж простите, не до футболиков. Поздравления? – Раз в пять лет. Но когда юбилеев нет, а вы вдруг получаете болики – то они исполнены боли: кем-то новым оставлен наш свет… Привет!