Украдкой кралась ночь вдоль спящих окон,
Заглядывая в комнат темноту.
Крылом фонарь задела ненароком,
Уснувший сном младенца на посту.
Моргнул фонарь подслеповатым глазом:
– Рожна какого шастаешь, мамзель.
Из-за тебя накрылся медным тазом
Мой сладкий сон, туды тебя в качель.
Черней себя от этих оскорблений,
Тут стала ночь и, вспыхнув от обид:
- Чтож вы, адепт приятных сновидений,
Прошляпили мой нынешний визит?
- На кой же ляд шныряешь как воровка,
Когда в округе не видать ни зги.
Врасплох застала? Мне и так неловко,
А ты тут компостируешь мозги.
- Я вам мозги? Увы, себе вы льстите!
Да вместо них там пара проводов.
К тому же ваше ржавое корыто,
Не светит, а висит лишь для понтов.
- А ты... А я... – осёкся хриплый голос,
Накал ослаб, тусклее стала нить.
В его душе несдержанность боролась
С приличием.
Он выдохнул: - Прости!
За ночью ночь сгораю на работе,
Прохожим в темень освещая путь.
Увы, не смог я побороть дремоту,
И перед сменой прикорнул чуть-чуть.
- И вы меня простите, воин света, –
Смутилась ночь, прикрыв глаза рукой, –
В лучах себя я чувствую раздетой...
- Совсем раздетой?
- Ну... почти нагой.
И расточая похвалы друг другу,
Решили полюбовно сей вопрос:
Лишь только появлялась ночь в округе,
Фонарь тотчас впадал в анабиоз.