СЕМЁН ХОДОРОВ
Ещё вчерашним утром такси, в котором я находился, минуя московские проспекты, мчалось в московский аэропорт Шереметьево, ещё вчерашним вечером я спускался с самолётного трапа на первую свою пядь Святой земли, а уже сегодня стоял у раскрытого окна съёмной квартиры и нервно курил. Сквозь сизые кольца сигаретного дыма, рассекающие розоватые блики восходящего солнца, я задумчиво смотрел на пепельный фрагмент пустыни Негев. Её каменистые холмики простирались не где-то за дальним горизонтом, а начинались прямо у трёхэтажного дома, стоящего на южной окраине Беер-Шевы. В полусотне метров от подъезда горделиво высился облезший верблюд, привязанный к пальме длинной верёвкой.
Весь этот тускло-серый ландшафт резко контрастировал с ракурсом, открывающимся из окна моей огромной московской квартиры на Арбате, воспетым ещё Булатом Окуджавой. А ведь и там, ещё совсем недавно, я тоже стоял у окна и курил свои любимые сигареты ''Ява'' за 40 копеек пачка. Только тогда из этого окна, в противовес сегодняшнему, открывалась не столь величавая, как пишут в туристических путеводителях, сколь будничная и ежедневно привычная для меня панорама столичного Кремля и увенчанный православным крестом купол Храма Воскресения Словущего. Узорчатый крест на шпиле церкви прославлял Христа Спасителя. Для обывателя древний Кремль являлся неизменным атрибутом гипотетической сердцевины СССР, а религиозная обитель – символом русского православия.
И так уж получилось, что сегодня волею судьбы я оказался в Израиле, на родине того самого Христа, которого олицетворял купол старой церкви на Арбате. Символическим являлся также и факт, что Храм Воскресения после войны с французами в 1812 году был дарован Иерусалимскому патриарху. Парадокс заключался ещё и в том, что уже завтра я побываю на Русском подворье в Иерусалиме. Предстояло только узнать, сможет ли выполнить уже почти не иллюзорный Христос, возложенные на него функции Спасителя, на святой и обетованной земле, на которой я оказался вчера, если быть точным, не совсем уж по воле случая или судьбы.
Бедуин в белой с красным орнаментом куфие отвязал своего верблюда и величаво прошёл мимо окна, возле которого я докуривал дешёвые сигареты ''Noblesse'' . ''Корабль пустыни'' повернул голову в мою сторону, внимательно посмотрел на меня и, как мне показалось, подмигнул своим большим треугольным глазом, словно пытаясь промолвить:
- Привет, дружище! Добро пожаловать в наши Палестины! Всё будет хорошо!