ИСРАЭЛЬ А-ТИКВА ШЕЛИ

Слушай, Израиль… Ты хочешь, чтобы я вспомнила день, когда мы впервые встретились?.. Я крутила головой в зале Бен-Гуриона, рассматривая тебя, но голос… С сотней оттенков от невесомой нежности до страстной мольбы, от робких первых шагов знакомства, от узнавания вслепую, наощупь, по вздоху, по слову, по жесту, до оглушительного и мощного аккорда, который обрушивается на тебя столь долгожданным и неожиданным в своём откровении звучанием – люблю… мягкий, с неповторимой восточной растяжкой, тёплый, как южный вечер, уютный, как ласковый огонь в камине дождливой осенью, – голос спрашивает, улыбаясь: «И куда же мы смотрим?..» Слушай, Израиль… Вот ещё: мы говорим по скайпу, одновременно ты жаришь котлеты, я слышу, как они аппетитно шкворчат на сковородке, и совсем неожиданно твой голос произносит нелогичную, неуместную, злую фразу: «Если “повезёт”, ты услышишь сирену… а вчера одна ракета упала примерно в полутора километрах от того места на пляже, где мы гуляли в первый раз…» И я до сих пор помню то детское чувство обиды, когда начинают предательски дрожать губы и вспухать веки от близких слёз. Оно захлестнуло меня так, что трудно стало дышать: за что?.. Может быть, это был наш первый день? Слушай, Израиль… Есть ещё голоса. Разные языки звучат в тебе, но есть место, где слышны все времена, наречия, радости, беды, войны… – и это мгновенно, всё вместе. Описать это, рассказать об этом не под силу даже самому талантливому писателю, самому изощрённому фантасту, самому умелому мастеру. Место это – в великом Храме… Однажды я побывала там, внутри. Нескончаем людской поток, и есть только несколько секунд, чтобы приложить ладонь… Дольше – нельзя, ибо испытывать такое долго невозможно: кто знает, чем это может закончиться?.. Может, это можно считать первым днём? Слушай, Израиль… Однажды я приехала насовсем. Тогда ты молчал, потому что в аэропорту только сгрёб меня в охапку, прижав к себе настолько сильно, что я испугалась за солнечные очки, державшиеся дужкой за вырез футболки. Вот с этого именно дня, отныне и навсегда – вместе… потому что самое главное – это чтобы кто-то держал тебя за руку, когда жизнь бьёт под дых, а всё остальное не имеет значения… Ты помнишь – многое было между нами, мы встречались, расставались почти навсегда и снова встречались, потому что расстояние между нами неумолимо сокращалось, и вот уже глаза… эти бесконечно дорогие глаза, и в них – сияние, тревога, любовь, покой и… тепло… бесконечное тепло… родное… Может быть, это был настоящий первый день?.. Слушай, Израиль… каждый мой день с тобой – новый, первый. И вспомнить можно уже многое, потому что завтра, 10 сентября, исполняется три года моей жизни здесь. Но сейчас у меня нет воспоминаний. Нет ничего, кроме моей надежды… и твоей любви. Да, я тебе не дочь по крови. Но ведь и приёмных детей любят, верно? Слушай, Израиль: Господь – Бог наш, Господь один! Но у него нет других рук, кроме твоих. И я очень надеюсь на них. На руки твоих врачей – хирургов, медсестёр… …А в помощниках – лишь всемогущий всевышний один: так над Городом Вечным и русских дремучих глубин беспредельность надежды певуча – в дали и в отчизне. Богоравной, всевластной, всесильной, святою не быть – не дано и не нужно… Осталось одно: испросить только чуда простого, наивного, тёплого – жизни… Подари мне мой первый день с тобой. Настоящий, Исраэль а-тиква шели…