Хижина Большого У стояла на краю – там, где капище соединялось с лесом. Рядом с хижиной горел огонь, у огня сидел сам Большой У, а рядом расположились Вожди.
- Пшел отсюда – цыкнул Большой У, - Мокриц принеси еще. Разленился совсем. Принесешь мокриц, положишь кому надо. Вечером побью.
Вислоухий прошмыгнул мимо костра и бросился в лес. “Вот пожалуюсь Тому, Кто Может Все, он из тебя знаешь, что сделает?” – пронеслось у него в голове. Вислоухий даже присел на пень и с явным удовольствием представил, что можно сделать с Большим У, и что можно сделать из него. Оказалось, что имеются самые разнообразные возможности. Удивительно, но в этот момент Вислоухий совсем не боялся того, что старому жрецу станут известны эти его мысли.
Когда он вышел из леса с полным мешком мокриц, уже стемнело, но Вожди еще сидели у огня. Похоже, разговор затягивался, значит, бить будут не сейчас. Может, удастся дотянуть до утра, а там мало ли что случится, вдруг и пронесет.
Вислоухий прокрался на капище и начал раскладывать мокриц тем из Извечных, кому они были положены, и в том количестве, которое определил древний закон. Вислоухий не спешил, передвигался от изваяния к изваянию беззвучно и изо всех сил прислушивался к разговору у огня. Впрочем, особых усилий для этого не требовалось, поскольку и хозяин, и гости уже порядком набрались. Рецепт веселящего зелья, как и рецепт смертельного, был известен только жрецу, и раздобыть его можно было только у него. А уж большой У был большой мастер варить это самое зелье, к нему даже из соседних племен приходили накануне больших праздников.
Судя по тому, как у Вождей заплетались языки, выпили два больших бурдюка, не меньше. Большой У еще держался, но голос его звучал громче обычного.
- Говорю вам, Извечные сердиты на нас (тут жрец громко икнул). Охота плохая стала. Болеют много. Дети рождаются уродами через одного. Что, не так? - Так, - высказался старший из Вождей и тоже икнул. – Верно говоришь. Верно. Только это… как его… Чем прогневили? – Последняя фраза явно далась Вождю с трудом. - А я скажу. Я скажу. Только сначала выпьем. Выпьем вот, а потом скажу. Сначала выпьем, а потом я, значит, скажу. - Ты умный, - в голосе старшего сквозило уважение. – Выпьем.
Вислоухий подполз поближе и теперь не только слышал каждое слово, но и мог разглядеть лица.
- Извечным жертва нужна. Хорошая жертва. Чтоб довольные были. Народ чтоб боялся, опять же. Не будет бояться – уважать не будет. - Это ты верно говоришь, - сказал старший Вождь. – Должны бояться. Скоро на соседнее племя нападать надо. У них земли лучше, у них гбздыры водятся. А как нападать, если воины разленились? Никак. - Вот, - Большой У торжественно воздел к небесам толстый палец с черным ногтем. – Вот! Значит, так будем делать. Принесем жертву. Завтра. - Кого? – спросил младший из Вождей. – Кого принесем-то? Охотников нельзя, мало осталось. Воинов нельзя. Детей, что ли? Или бабу какую? - Нет. – ухмыльнулся Большой У. – Детей не будем. От них проку нет, Извечным на один зуб. Баб тоже нельзя, бабы самим нужны. Вислоухого отдам. - Ты чего?- старший Вождь мотнул головой и уставился на жреца. – Он же тебе, вроде как ученик или, это, как его… Наследник. - Плевать. – Жрец махнул рукой, - Отдам, раз больше некого. Завтра глотнет он у меня отсюда. – И Большой У довольно заухал, постукивая пальцем по бурдюку, висевшему у него на поясе.
Вожди встрепенулись и заговорили разом. Вислоухий с трудом разбирал их речь, которая с каждым мгновением становилась все бессвязней. Внутри у него было пусто и холодно. Вот, значит, и все. Завтра отправляться ему в Верхние Леса. А что? Ему там лучше будет. Там отец и мать. Там…
Вислоухому отчаянно захотелось жить. Пусть так, как он жил всегда. Пусть бьют, пусть смеются, пусть кидают ему только обглоданные кости и больше ничего. Пусть Большой У, кряхтя и облизываясь, снимает свой пояс и… Тошно, тошно, но Вислоухий готов терпеть, только не надо его убивать, не надо! Именно сейчас Вислоухий вдруг засомневался – а что если и Верхних Лесов никаких нет? Бежать надо, а куда тут убежишь. Одному здесь не выжить, у него, малохольного, точно не выйдет. В соседнее племя податься? Выдадут, тут можно не сомневаться, обязательно выдадут. Вислоухий отполз подальше, к самой границе кустов, прижался к мокрой земле лбом и заплакал.
“Слушай, - беззвучно просил он, - ты бы спас меня, а? Прошу тебя, сделай что-нибудь. А я – я все для тебя сделаю, все, что захочешь. Я тебе одежду свою отдам, бери – мне не жалко. Миску мою возьми, хорошая миска, сам сделал. Я для тебя мясо красть буду, так нельзя, но я все равно буду. Я… Я дом тебе построю, хочешь? Хороший дом, я умею. Тебе там хорошо будет, удобно, честное слово. Будешь там жить, когда захочешь. Только спаси меня, только спаси меня, пожалуйста.”
И тут Вислоухий сам понял, к кому обращается. Никого из Извечных он бы не посмел просить. Он перед ними виноват, но даже не в этом дело. Те из них, что послабее, все равно не помогут (сколько раз просил, не помогли ни разу). А самые главные только наказывают. Так всегда было. Значит, просил он Того, Кто Может Все. Вот, значит, кого он просил.
Вислоухий прислушался – не будет ли ему какого знака. Знаков не было. Ветки деревьев все так же покачивались от вечернего ветра. Прямо рядом с ним все так же копошилась в траве какая-то съедобная мелочь, от гаснущего костра несло дымом. Не было знаков. Никто его не услышал. Или услышал, но решил, что такой бессмысленной твари, как Вислоухий, помогать незачем. И правда, не нужен он никому. Одним голодным брюхом меньше. Голодным брюхом…
Вислоухого как будто подбросило. Ну как он мог забыть, это каким же надо быть дураком, чтобы забыть! Совсем рядом, под корнями зарыта чудесная штука, которую дал ему Тот, Кто Может Все. Сам зарывал и сам забыл. Ну надо же. Вислоухий еле удержался от того, чтобы расхохотаться во весь голос, и на всякий случай зажал себе рот рукой. Вот как он сделает. Возьмет несколько этих… Ну, маленьких таких, которые внутри той, что побольше – он же знает теперь, как она открывается – и незаметно запихнет в рот, когда придет время. Кто знает, может, и выживет. Кто знает? Почему-то Вислоухий был уверен, что ему повезет.
Вислоухий разрыл землю под корнями, вытащил таинственную штуку, добыл оттуда несколько маленьких штучек и спрятал в потайной мешочек, который давно пришил к изнанке своего тряпья. Пришил, чтобы хранить еду, украденную со стола Большого У. Еды туда влезало всего ничего, но сейчас мешочек пригодился по-настоящему.
Аккуратно зарыв штуку, Вислоухий тенью проскользнул к жилищу Большого У и улегся на своей лежанке у входа. Спать он не мог и всю ночь пролежал на спине, глядя на звезды. И лишь когда наступило утро, а в хижине завозился Большой У, Вислоухий закрыл глаза и притворился спящим. А может быть, и действительно на мгновенье-другое провалился в сон.
- Вставай, сынок. – Большой У никогда раньше не разговаривал с ним так, а называл все больше отродьем, уродом, а то и вообще никак не называл, а только отвешивал пинки и давал затрещины. – Вставай, сынок. Сегодня большой день. Поешь со мной.
Если бы Вислоухий не знал, что затевается, он бы, наверное, решил, что Большой У спятил. Он бросился на землю ничком и принял позу максимальной покорности. Большой У должен видеть, что он, Вислоухий, полон изумления и благодарности.
- Поднимайся, нам надо спешить, - Большой У подал ему руку, приобнял и повел к погасшему костру, вокруг которого были разбросаны остатки вчерашнего пиршества. Наметанный глаз Вислоухого сразу подметил, что хозяин и гости обглодали кости неаккуратно, оставили полно мяса – ему бы на три дня хватило.
- Выбирай, - Большой У обвел широким жестом кости, - Смотри, сколько там мяса! Вислоухий взял самую маленькую из предложенных и снова рухнул на землю, изображая благодарность.
- Ешь быстрее, - в голосе Большого У появилась нотка раздражения. Я сейчас приду. Чтоб доел к этому времени. – Он подобрал самую большую кость и, грызя ее на ходу, зашагал к своей хижине.
Продолжентие следует.