В благодарность за то...

Кто-то помнит, наверное, была такая эпоха коронавируса. Давным-давно, до войны. Мы-то, наивные, думали, что это слом эпох и парадигм, а закончилось всё пшиком. Отрефлексировать в прозе и поэзии, впрочем, успели всё коронавирусное многие. Вот и у меня были всякие зарисовки-рассказы, и даже один большой, но так и не законченный рассказ. Одна из зарисовок под названием "В благодарность за то..." взяли даже в тематический выпуск электронного журнала сайта "Новая литература". Он увидел свет аккурат перед войной, лежит где-то вот тут. Ну а саму зарисовку решил опубликовать только сейчас, чего уж зря ей пылиться где-то в невидимых интернет-недрах. *** Я помню ясно тот момент, когда в интернете только начали мелькать сообщения о грядущем карантине и самоизоляции. Помню, потому что меня сразу же накрыло волной какого-то мстительного, подленького торжества. Нет, легче от мысли о всеобщем заточении не стало, просто подумалось: ну что, ребятки, пришла пора и вам запереться в четырёх стенах, прочувствовать на себе: каково это — жить день за днём в пространстве пары комнат, туалета-ванной и кухни, вкусив тот ад, в котором я растворяюсь на протяжении последних десяти лет.

Давайте так: я, конечно же, не инвалид никакой… ну, в физическом смысле инвалидом меня точно не назовёшь. Насчёт моральной инвалидности вопрос интересный. Можно ли назвать инвалидом человека, страдающего социофобией и агорафобией? Да, мне тяжело общаться с людьми, даже с близкими — полчаса любого разговора ни о чём я ещё выдерживаю, а потом начинаю сходить с ума. Почти в прямом смысле: я «вижу», ощущаю, как склизкие комья слов срываются с губ собеседника и валко дёргаются в воздухе, закольцовывая в себе контексты, месседжи, скрытые упрёки, манипуляции и прочее. Мне больно, реально неловко и стыдно оттого, что подавляющее большинство разговорных фраз рождаются увечными, с вписанным в них негативным смыслом. Светлые, прекрасные по сути и просто красивые предложения тоже встречаются, но крайне редко — обычно в общении влюблённых или дорожащих друг другом людей.

С агорафобией ещё сложнее. Мне не то чтобы страшно, но невозможно, нереально выйти из квартиры. Уже подъезд — это вражеская территория, дышащая тревогой, ужасом и… смертью. Один взгляд на ступени, уводящие в пустоту пролётов, и в голове взрывается болезненный фейерверк: мир летит ко всем чертям, да и нет никакого мира — там. Потому что там нет меня, уже нет, и, возможно, никогда не будет.

Кто-то скажет, эй, подруга, ну кончай придуриваться, это же всё проделки твоей поражённой мнительностью психики. Выруби все страхи и комплексы, проросшие в мозге, просто сделай шаг навстречу людям и улице. А я отвечу: ау, умники, думаете я этого не понимаю? Я тонны медицинской литературы перелопатила, могу читать студентам лекции по темам пограничных состояний, депрессии, панических атак и всего такого. Но знание себя, своего организма, не означает излечивания. А попытки лечения, в том числе и через антидепрессанты, не помогают. От слова никак, вообще, точка.

Вынужденное домашнее заточение когда-то сковало страны Европы и Москву, ту Москву, которую я привыкла изучать по веб-камерам и гугл-панораме. Коронавируса боялись, и правильно делали, но, ау, люди, — бояться-то надо себя. Месяц, каких-то ниочёмных четыре недели вы сидели дома и мыкались в безделье по соцсетям. И эти-то соцсети просветили вас тогда ничуть не хуже, чем рентген, прощупывающий сумки в аэропорту. Я помню весь этот вязкий поток злобного бреда в адрес друг друга, по поводу не угодившего сериала, бездарной книги, спрятавшегося в бункере президента, да чего угодно вообще. И злорадно хихикала про себя: быстро же вы начали слетать с катушек, дорогие мои.

Тогда-то вам, конечно, повезло, временно. Потому что вирус подтаял, его залечили, заговорили десятком вакцин, модификации дельта, омикрон и сиплюс крепко прижгли. Ненадолго, правда, года на три, сейчас-то на смену пришла ещё более жёсткая и злая вещь… Вы и сами знаете, не очень-то приятно, выхаркивать с кровью кусочки лёгких, правда? Неделя инкубационного периода, потом семьдесят два часа трэша, и вот уже новый ковиднутый в разводах собственных выделений, рвоты отправляется из ада последних дней жизни вряд ли в рай, конечно.

И что же вам остаётся делать? Правительства всех стран кричат в истерике — только новый карантин, ещё более жёсткий, вообще тотальный. Запритесь дома, заклейте все щели, заклейте все свои щели, чтобы даже дышать через раз, внутренне вздрагивая и прислушиваясь к себе — нет ли уже внутри частички чёрной смерти? И снова я злорадно уже не хихикаю, но хохочу — так вам и надо, мрази! Вы это заслужили!! Что, выдержите тотал-карантин? Это ведь раньше вас запирали на четыре недели, легонько так, упрашивая. Вы сходили с ума в застенках грёбанной своей квартирной тюрьмы, уезжали мозгом, плавясь собственной тупостью, бесясь от невозможности сделать хоть что-нибудь. И это было всего четыре недели, четыре мать вашу!!! Что же будет с вами через полгода? Через год? Через десять лет карантина?

Я могу сказать, чего точно не будет. Вы не превратитесь в меня, не станете железобетонной Сашей, готовой примириться с ограниченной четырьмя стенами вечностью. Потому что для этого нужен характер, нужна внутренняя сила, которой у вас не было отродясь.

Это смешно, но перетёртый эволюционной мясорубкой человек в какой-то момент размяк, расплылся, растёкся болезненно на всё реагирующей биомассой. Бесконечное нытьё на просроченные продукты и ГМО, унылый гундёж по поводу отстойного голливудского хита, жалобы на то, что отпуск придётся провести в Турции, а не в Испании — вот вся суть ваших претензий к жизни. Даже умные вроде бы, начитанные и что-то понимающие люди рефлексируют какой-то мимолётной гнусью в формате вечно наступающего на пятки кровавого режима и постоянно получающих «травмы» меньшинств. Что ещё волновало современного (и уже сгинувшего, поверьте) человека? Ах да, ну конечно, его величество коронавирус. Это сначала он прошёлся лёгкой, играющей метёлкой, как бы примеряясь к миру, с лёгкой улыбкой пощупывая человечков. И как-то незаметно добродушная улыбка превратилась в кривую ухмылку смерти. Вашей смерти, тотальной, которая доберётся через любой карантин до каждого.

А я хочу сказать спасибо господину коронавирусу. Он показал всем вам, чего вы стоите на самом деле. И мне открыл изнутри то, в чём я, в общем-то, и не сомневалась. Всё случилось вовремя, в момент, когда отчаяние топило меня едва ли не в приступах реального сумасшествия. Я сейчас думаю, что неспроста: это знак, символ надежды. Как знать, может быть однажды я соберусь внутренне, пересилю себя и свою недоинвалидность, открою дверь наружу…

А там — задумчивый ветер заметает водовороты оставшегося после человечества мусора, яростное солнце выжигают пустоту громадной площади и только кошка — рыжая, наглая бестия — сидит, жмурясь, в тени большого одинокого дуба. Этой кошке отныне принадлежит весь мир, и я, вильнув хвостом, мягко пройдусь по улице, высматривая в витринах мёртвых магазинов своё усатое отражение: кажется, сегодня хороший день для того, чтобы начать жизнь заново.