Неглупым и развитым молодым человеком слыл среди сверстников Александр, любил он вслух читать стихи, особенно Маяковского. Особенно «Облако в штанах». Очень нравились ему чеканные строчки:
Жилы и мускулы — молитв верней.
Нам ли вымаливать милостей времени!
Мы —каждый —держим в своей пятерне
Миров приводные ремни!
Но вот беда, с памятью было у Александра очень плохо. Наизусть он стихи не запоминал. Плохая память создавала ему проблемы во время учебы институте. Тем не менее он окончил электротехнический институт, после института работал много лет инженером. В возрасте 55 лет репатриировался в Израиль. В надежде на Земле Обетованной уцепиться за приводные ремни лучшей жизни.
И тут у него начались проблемы с ивритом. Он учился в ульпане алеф, учился в ульпане бет, но овладел только минимальным разговорным ивритом. Тем не менее ему удалось попасть на работу в технологический колледж лаборантом по обслуживанию учебного электрооборудования. Со временем он выучил названия на иврите деталей электромашин и неплохо справлялся с подготовкой оборудования к практическим занятиям студентов. А с реальными приводными ремнями электромоторов и генераторов ему каждый день приходилось иметь дело.
Из двухсот сотрудников, преподавателей и лаборантов, в колледже работало человек тридцать репатриантов из последней волны репатриации. С некоторыми из них Александр за пятнадцать лет работы в колледже познакомился довольно близко. Сближению репатриантов способствовало совместное обучение ивриту. Раз в два-три года начальство приглашало преподавателей иврита для улучшения языка общения преподавателей-репатриантов со студентами. Александр добросовестно посещал все занятия, но в иврите заметно не преуспел. Он выучил все технические термины, формулировки некоторых физических законов, слова и выражения, обычно употребляемые преподавателем во время занятий, однако ему было очень трудно выражать свои мысли в разговорах на свободную тему. Часто при общении с коренными израильтянами его спрашивали, как, при столь слабом знании языка, он может общаться со студентами на иврите. В таких случаях он просил собеседника сформулировать ему на иврите четыре отличия синхронного двигателя от асинхронного. С такой задачей израильтянин обычно не справлялся и тогда Александр победно восклицал «Вот видишь, не можешь, а я могу, одно дело иврит, а другое - электротехника на иврите».
Только один из пяти преподавателей иврита, запомнившихся Александру, мог общаться со слушателями на русском языке. Михаил, филолог из Новосибирска, еврейский диссидент, репатриант семидесятых, пытался показать новым репатриантам красоту и стройность древнееврейского языка. Призывал начинать читать книги на иврите и всячески стремился доказать, что их благоговение перед русской литературой проистекает из полного незнания мировой литературы. Александр не перестал любить Пушкина и Маяковского, но с помощью Михаила все-таки прочел свою первую и последнюю книгу на иврите. Александр запомнил из лихо закрученного автором детективного сюжета, как главный герой боролся с раввином коррупционером, руководителем иешивы, и помог ему одолеть жулика другой вышестоящий раввин. Автором детектива был Яир Лапид. Тот самый – глава нынешней оппозиции.
Из преподавательниц иврита, носителей языка, самой яркой и эффектной была профессиональная школьная учительница такого же примерно возраста, что и её седовласые ученики, средний возраст которых перевалил за пятьдесят. Но женщина есть женщина. Высокая стройная с отличным макияжем она выглядела значительно моложе своих лет. Одевалась она всегда с большим вкусом, каждая деталь её костюма была тщательно подобрана, и даже цвет обуви гармонировал с остальными аксессуарами. Каждый раз она появлялась в новом наряде, и её туфли или босоножки меняли цвет - от нежно голубого до ярко красного. Хана, назовем её так условно, всегда была в настроении, всем своим видом показывая, что учить ивриту пожилых страдающих амнезией мужиков её любимое занятие. Самого молодого из группы сорокапятилетнего высокого очень мужественно выглядевшего учащегося Хана назначила старостой группы. В его обязанности входило докладывать об отсутствующих перед началом занятия. Администрация колледжа требовала от преподавателя иврита строго учета посещения уроков. Хана не устраивала перекличку и довольствовалась тем, что сообщал ей староста. Старосте, собственно, как и всем в группе, Хана нравилась как женщина, он не мог её обманывать, с другой стороны, не хотел выдавать своих товарищей. Он краснел, бледнел, и, заикаясь, с трудом произносил фамилии отсутствующих. Для него был праздник, когда таковых не оказывалось.
В конце трехмесячного курса каждый учащийся должен был сделать перед приемной комиссией небольшое сообщение на иврите. В основном рассказывали о работе электронной схемы или прибора. Один, самый преуспевший в иврите и относительно молодой как по возрасту, так и по стажу пребывания в стране репатриант подготовил сообщение на вольную тему. Он с воодушевлением рассказал о красотах и природных богатствах своей покинутой родины – Еврейской автономной области, Биробиджана. И Хана и другой член комиссии, директриса школы, в которой работала Хана, слушали его с большим интересом, забывая отмечать ошибки в грамматике и произношении.
Александр захотел немножко, как бы это точнее выразиться, - «выпендриться» перед Ханой, и решил рассказать о русском поэте-футуристе Владимире Маяковском. Он прочел перед ошарашенными слушателями в собственном переводе стихотворение «А вы могли бы?». Этим коротким стихотворением, как было сказано в советском издании избранного Маяковского, поэт «эпатировал буржуа эстрадным сарказмом». Перевод кончался такими строчками:
Атем муханим
Ноктюрн ленаген
Бахалиль амарзвим?
А вы ноктюрн
Сыграть могли бы
На флейте водосточных труб?
Александру в полной мере удалось эпатировать двух ни в чем не повинных израильтянок. Хана выглядела несколько ошарашенной, но поблагодарила Александра за столь оригинальное сообщение.
А через год Александр буквально лоб в лоб столкнулся с Ханой в большом универсаме, но она его не узнала.
Уже будучи на пенсии, Александр старался вспоминать содержание уроков иврита, но вспоминались только преподаватели – литератор-диссидент из Сибири Миша и элегантная в красных туфельках блондинка Хая.
Comentários