Часть первая
1. ЭЛЬЗА
Сколько себя помню, бабушка Эльза по пятницам уже с раннего утра суетилась на кухне. В белом кружевном передничке и накрахмаленном колпачке, она, как мотылек, кружила над кастрюлями и сковородками. Все скворчало, булькало и издавало возбуждающие аппетит запахи. А старушка нервничала и донимала нас вопросом о времени зажигания субботних свечей, хотя памятку об этом прикрепляла к холодильнику.
У нас и в будни была вкусная еда. Бабка старалась. Но в субботу все за столом было особенно торжественно. Мне нравилось смотреть, как она, набросив на голову платок, самозабвенно молится над зажженными свечами.
Ее молитва была настолько искренней, что трогала душу. Но родители не разделяли моего восторга. Их утомляла церемонность пятничной трапезы. И они пробовали улизнуть. Папа ссылался на срочную операцию или на необходимость обследовать больного. Мама тоже находила отговорки. Но Эльза была непреклонна.
-Суббота – святой день, – твердо произносила она. – Ее нам даровал Создатель, а мы несем его милость миру. До того люди работали без выходных и отдыха. А вы, неблагодарные, пренебрегаете этой простой и приятной заповедью. Вам трудно один вечер в неделю побыть с семьей?!
-Ну, что ты, мама! – смущался отец. – Но больным требуется помощь и в субботу.
-Не отягощай душу еще и хитростью! – не сдавалась его мать. – Ни сегодня, ни завтра у тебя никаких операций. Я узнавала. А если что-то, не дай Б-г, случится, дежурный врач и без тебя управится.
Такие споры происходили накануне субботы часто. Всегда побеждала бабушка.
По субботам Эльза с мужем тщательно принаряжались к выходу в синагогу. Дед надевал аккуратно отутюженный костюм, бабушка водружала на парик шляпку. Париков и шляпок у нее было множество. В платке мне приходилось видеть ее только при молитве. «Красивая пара!» – не могла налюбоваться я. Высокие, статные, они всегда выделялись в толпе. Она ходила с высоко поднятой головой, втянув живот и отведя плечи назад. Но былой легкости в походке все равно не было. И дед, к сожалению, стал горбиться. Сдали старички за последние годы. Даже мне, видевшей их ежедневно, это было заметно.
Моих знакомых удивляло имя бабушки. Оно было не только редким, но вообще не соответствовало нашим национальным именам. И сама она была похожа на немку или француженку, но никак не на еврейку. Голубоглазых евреек немало, но черты лица, пепельный цвет волос, стать и даже необычный акцент подскажут, что перед вами не потомок Авраама. Однако в наших пенатах этим никого не удивишь. Куда не ткнешь пальцем – попадешь не только в европейца или азиата, но и в чернокожего африканца. И все евреи!
О том, что произошло с моими предками во второй мировой войне, они предпочитали не вспоминать. И мама советовала не лезть им «в душу». Краем уха слышала, что детьми они были в лагере, где всех родственников деда убили. Но про бабушкину семью не знала ничего. Вопросы пресекались на корню. В сущности, я не очень любопытствовала. Так поступали и мои друзья, близкие которых побывали в гетто и чудом спаслись. Те тоже редко рассказывали о пережитом. Воспоминания оживляли боль, на которую у пожилых людей уже не было сил. Теперь мне жаль, что многое осталось за завесой, и ничего не узнать от свидетелей тех ужасов. Может быть, вникнув в то, что произошло, наши «левые» перестали бы предаваться фантазиям и посмотрели на реальный мир открытыми глазами.
* * *
Мне виделся умиротворяющий сон. О чем, не помню. Но я проснулась с улыбкой. И вдруг в ночной тишине услышала полный страдания крик. Это кричал дед. Я узнала его голос.
Быстрее молнии пересекла салон и остановилась у дверей спальни стариков. Вернее, двери не было, ее давно сняли. Я стояла у проема и от удивления не могла двинуться с места. Дед сидел на кровати и, потрясая кулаками, кричал. Глаза его бессмысленно блуждали по комнате. Меня он не замечал. А бабушка Эльза, стоя перед ним на коленях, как заводная повторяла: «Прости, дорогой, прости! Это не повторится никогда. Это был только сон, только сон».
«Откуда ей известны его сновидения?» – подумалось мне. И я уже готова была насмешливо спросить об этом, как вдруг дед с отчаянием воскликнув: «Он убил мою маму! Он убил ее!» – и злобно оттолкнул жену от себя. Старушка ударилась головой о плинтус, но он не среагировал и продолжал кричать. Я пыталась поднять бабушку, но она вырывалась и, не взглянув на меня, продолжала умолять мужа о прощении.
-Что тут происходит?! – завопила я. – Совсем с ума посходили!
Кажется, мой голос отрезвил старика. Увидев Эльзу, лежащую на полу у его ног, он расплакался и стал просить у нее прощения. Они обнимались и плакали. И им никакого дела не было до стороннего наблюдателя, которым невольно стала я.
«Вот тебе и благочинная старушка! Мужу рога наставляла, а нам с сестрой не устает читать проповеди, – усмехнулась я. – И с кем это, интересно, она прыгнула налево?! Надо будет порасспросить маму. Может быть, ей что-то известно. А если нет, вот будет для нее сюрприз!»
Мама хохотала до слез.
- У Эльзы любовник?! Ну, ты и фантазерка! Тебе бы романы писать про зеленых человечков.
- Не сейчас же, а когда она была молодой, - стояла я на своем.
- Это у вас все начинается и кончается постелью. Раньше нравы были совсем другими.
- Опять мораль! Надоело! Научилась у свекрови проповеди читать, а та, видимо, в молодости еще той штучкой была! И нечего на меня так смотреть! Нет другой причины вымаливать на коленях прощенье.
Мама грустно, даже скорбно, смотрела на меня. После продолжительного молчания она невпопад произнесла: «Из тебя никогда не получится хороший юрист. Напрасно мечтаешь».
- Почему же?! Я убеждена в обратном!
- В обратном? Выносишь приговор, не имея фактов и даже не выслушав «обвиняемую».
- Тоже мне «вина»! Изменила мужу сто лет назад.
- А я думала, ты умная!
- Не дура! – нагло усмехнулась я. – Это вы наивные дон-кихоты. А я нормальный современный человек. И вполне разбираюсь в жизни. Если бы ты видела, как она ползала перед ним и вымаливала прощенье, тоже перестала бы сомневаться.
- Ты безапелляционна. Наверное, по молодости. Но все совсем не так, как себе надумала. Бабушка Эльза – святая! И наша семья должна на нее молиться!
Я была потрясена, но не думала сдаваться.
- Повешу ее портрет над кроватью и начну... Но нам же нельзя заводить кумиров... Что же делать?
- Хватит! Мне больно и стыдно слушать тебя! – рассердилась мама.
- Тоже мне «тайны мадридского дворца». Не хочешь рассказывать – не надо. Сама ее расспрошу, – с вызовом произнесла я.
- Я все узнала от Сени, но его исповедь закончилась сердечным приступом. Так что подумай, стоит ли лезть сапогами в чужую жизнь.
- Все равно спрошу у бабки! Она не отвертится! – возражения я слушать не стала...