Орден Красной Звезды и медаль За Боевые Заслуги

1 08.04.1942 «Здравствуй милый мой Коля. С пламенным приветом к тебе твоя Катерина. С первых строк своего письма сразу хочу похвастаться: я еду на фронт! Знай, я – самый счастливый человек на свете! И мне нисколечко не страшно!.. Честно!   Я понимаю, что там каждую минуту смерть ходит по пятам и велик шанс не вернуться с этой проклятой войны… Но разве это сейчас важно?!.. Главное, что мы все готовы пожертвовать собой во имя нашей Родины, во имя товарища Сталина! Помнишь, как в сорок первом,  только закончили школу, сразу же всем классом айда в военкомат, записываться в армию. А товарищ военком накричал на нас тогда, мол, не доросли ещё и не мешайте работать.  И все расстроились, что за этот год немца точно побьют, война закончится и нам не удастся поучаствовать в разгроме фашистской гадины. А потом была эта тяжеленная до обмороков работа на заводе. Смены по шестнадцать – восемнадцать часов. Многие девчата не выдерживали. Кто то срывался, впадал в истерику, кто то просто терял сознание. Мечтали тогда просто немножечко поспать. Я и сама не знаю, как всё это вынесла. Наверное, меня поддерживала мысль,  что я тоже вношу свою лепту в дело Победы над врагом. Вам с Серёжкой Носовым повезло – вас взяли в артиллерийское училище. Потом и другие ребята тоже стали уходить на войну.   Я маме ничего не говорила, а сама, когда выпадала такая возможность, ходила в военкомат. Наверное, я надоела товарищу  военкому и он записал меня на курсы военных телефонисток. Я,  от такой радости, даже его расцеловала…  Но ты не думай,  это было не так, как  у нас с тобой, когда мы сидели на вашей крыше, а расцеловала, как отца! Родной мой Коля,  я часто вспоминаю наши с тобой посиделки на крыше; как сидели там долго-долго, взявшись за руки… Смотрели в небо… И мечтали… Ты хотел после школы стать машинистом тепловоза, а я думала о профессии учительницы… А ещё, помнишь ли, ты сказал, что, когда мы вырастим, то обязательно поженимся и будем жить вместе до самой старости… Тогда казалось, старость - это ведь так далеко, правда?! Впереди вся жизнь, полная счастливых надежд… Но война разрушила все наши планы… Вместо машиниста ты стал артиллеристом, а я вместо педагога – телефонисткой. И вот что обидно до чёртиков -  мы не вместе… Но мы выдюжим, Коля! Что бы не случилось – выдюжим. Ты только верь и бей врага! И я теперь буду бить врага! До тех пор, пока не выгоним его с нашей советской земли! А вкус твоих поцелуев я помню до сих пор. Серёжке Носову – привет! Твоя Катерина. P.S. Совсем забыла! На Яшу Кляйнера пришла похоронка… Открыл  счёт погибших в нашем классе… Знаешь, в шестом классе он признавался мне в любви… Жалко его…»                                 2 27.05.1942 «Здравствуй Катя! Моя Катя! Ты не представляешь, как же приятно получить от тебя весточку. А у нас, между прочим,  получить письмо -  это целая история! Начинается всё с того, что дежурный по училищу начинает выкрикивать имена везунчиков, которым пришли письма… И все, боясь спугнуть удачу, даже и не дышат совсем… смотрят преданно-заискивающе на дежурного, будто от их взгляда зависит, получат ли они письмо… А он, злодей, растягивает время… Не торопиться фамилии называть… Те, кому сегодня выпала удача, хватают заветный треугольничек и разбегаются по углам, чтоб никто не мешал их счастью… А самая кульминация – это когда в руках у дежурного остаётся последнее письмо! На сегодня последнее! И  шансы, что именно я получу его уменьшаются в разы… но я, как и остальные, всё равно не теряю надежды… Дежурный, медленно переводит взгляд с одного курсанта на другого… С одного на другого…  Вот уж действительно истязатель! Кто то, не выдержав, крикнет: «Не томи!», как будто не понимает, что это только отдалит еще на целую минуту ожидание чуда. И вот, лениво, словно с барского плеча, дежурный кидает в толпу фамилию счастливчика …  Что это?!.. Он назвал моё имя! Вот это удача!.. Катя, как же славно взять в руки письмо, которое ты держала в своих руках, и писала его ты!.. Писала мне!.. Мне!.. Но я не тороплюсь его вскрывать!.. Нет!.. Несмотря на то, что мне не терпится его прочесть, я ещё похожу какое то время по казарме, держа его в руках… помучаю себя и  это мучение сладко… Затем иду искать угол, в котором бы никто не помешал мне быть наедине с тобой. Начинаю изучать твой и теперь уже мой бумажный треугольник, рассматривать со всех сторон – вдруг, какой-то знак, какая-то нечаянная чёрточка, которую уловлю только я… Потом обнюхиваю…  Мне кажется я чувствую твой запах… Это так важно, чувствовать твой запах, переданный мне тобой через время и расстояния… Наконец, раскрываю письмо… Твой почерк! Я знаю его так хорошо… Ещё со школы.. Когда ты списывала у меня, а я делал вид, что не замечаю… Ты помнишь?!.. Теперь, всё, что было до войны, кажется таким далёким… Каждая мелочь, каждая деталь, которую вспоминаешь, представляется чем то прекрасным и немного сказочным… Воспоминания эти похожи на чтение хорошей книги… Катя!.. Любимая моя!.. Зачем ты это сделала?!.. Я имею ввиду твоё решение ехать на фронт! Воевать – дело мужчин! И только мужчин! Так распорядилась природа! Мы справимся и без и вас! Вы только ждите нас и пишите нам письма, которые здесь самая лучшая награда… Не сердись, ты же понимаешь, что я говорю об этом только по одной причине – мне страшно потерять тебя!.. А Яшу Кляйнера  очень жалко… Помню, мы были тогда детьми… Двое лоботрясов, постарше нас, на катке пытались отнять у меня клюшку, ( целое сокровище по тем временам!); я защищался, как мог, но силы были не равны – двое на одного, и тут на подмогу мне пришел Яша… Мелкий, худющий, но бесстрашный очкарик Яша… Светлая память ему… Серёжка Носов передаёт тебе привет! Нежно обнимаю тебя. Твой Николай.»                                 3 03.05.1942 -Слыхал, вчера в батальон новая телефонистка прибыла? -И что с того?..  Не про нас тот разговор, паря! -Знамо дело не про нас!.. Для штабных цаца!.. - Вот и я за то! Так что тяни свою солдатскую лямку, да знай – помалкивай! -Так я что?!.. Я – ничего!... Просто шибко приятной наружности девка…                                              4 07.05.1942 «Привет с фронта, дорогая моя супружница Лизавета Карповна и детушки мои Настя и Алёшенька. Пишет вам муж и отец, командир батальона, гвардии майор Иван Андреевич. Как же я соскучился за вами, родные мои! Почитай, два года не виделись и не увидимся до тех пор, пока не разобьём врага начисто! А бьём мы его крепко, так что летят от него пёрышки в разные стороны! Вон, под Москвой, утерли Гитлеру нос, а дальше еще чище будет!.. Милая моя Лизавета Карповна! Уж как я вспоминаю тебя… Твою улыбку… Руки твои… И взгляд твой, такой родной, что иногда аж плакать хочется… разлучила нас война окаянная. Но вы потерпите, любимые мои… Погоним фашиста с родной земли и снова заживем, как прежде. А за меня не переживайте. У меня всё хорошо. Командую своими бойцами справедливо и честно, и за спинами их в бою не прячусь! Алёшенька, сынок. Ты теперь в доме за мужика. Потому, береги мамку и сестрёнку. На тебя вся надёжа. С тем прощаюсь. Берегите себя. Ваш супруг и батька Иван Андреевич.»                                 5 22.11.1942. «Доброго здоровья, дорогая моя мама. Пишет вам дочь ваша Катерина. Простите, что совсем вам не писала. Можно сказать – это моё первое письмо к вам. Я понимаю, что вы волновались; почитай, полгода минуло, как уехала дочка на фронт и ни ответа, ни привета… Ни весточки… Ничего… Так я вам скажу, мама, на то есть своя причина. Лучше б я геройски погибла, чем случилось то, что случилось… Поплакаться мне некому, кроме вас. Может и посоветуете, как мне жить дальше… И вот вам мой рассказ. …Прибыла я под вечер в часть, к которой прикомандировали меня и которая на самой передовой находится…  можно сказать, первым эшелоном стоит. Препроводили в землянку к командиру батальона, товарищу майору. Комбат за столом сидел, карту рассматривал.  С первой минуты показался мне таким настоящим военным, закалённым в боях; широкоплечий, наградами сверкает, сразу видать – отец своим солдатам. Я, честь по чести, отрапортовала, что  прибыла для прохождения воинской службы. Он на полуслове меня остановил, спросил, как звать меня. Я ему: «Катерина» Он рассматривал меня неприлично долго, затем  спросил: «Голодна?» Я, по совести сказать, весь день  крошки во рту не держала, так что кивнула головой утвердительно. Он крикнул, чтоб еды принесли. «Иди за стол», - позвал. Я как села подле него, сразу почувствовала, что он выпивши - пахнет от него. Пока ужин ждали, он всё расспрашивал, кто, откуда, сколько лет. Я подумала – хороший командир, раз жизнью солдат интересуется. Принесли котелок каши, хлеба и кружку чая. Комбат встал, подошёл к полке… Ну не полка конечно, просто доска к бревнам стенным прибита, вот и вся полка;  взял с неё флягу, две кружки пустые и кулек с чем то. Поставил кружки на стол, из фляги спирту плеснул, а из кулька высыпал галеты и шоколад. «Трофейные. Ребята давеча у немца продовольственный склад захватили, - говорит. Затем подал мне одну кружку, себе другую взял. «Ну что, Катерина, с первым днем службы тебя. Желаю дожить до победы», - и опрокинул содержимое себе в рот. А я сижу и смотрю на него испуганно, как курица какая то… Он кружку на стол поставил, увидел, что я не выпила, посмотрел недовольно.  «Я не пью, товарищ майор. Комсомолка я», - пролепетала. Он, не отводя от меня тяжёлый взгляд:  «Значит ты считаешь, что Государственный комитет обороны под руководством товарища Сталина зря постановил выдавать наркомовские сто грамм?..» Я после этих слов вообще ни жива, ни мертва!.. Потом думаю: «Если сам товарищ Сталин так решил, значит нужно научиться пить… Другие же как то пьют! Вон, соседка наша баба Варя частенько прикладывается и ничего… не умерла!» В общем, выпила я спирт тот. Вы, мама, может не знаете, но ощущения такие, как будто у вас возможность дышать отобрали! Вздохнуть нету сил и всё тут! Хорошо, товарищ майор мне воды сунул, я пару глотков сделала и ожила, только в животе горячо стало. Это теперь я легко спирт принимаю, всё ж таки на фронте мы, привыкаешь…  а тот первый раз, как сейчас помню… После выпитого у меня прямо таки волчий аппетит проснулся, набросилась я на кашу и на хлеб. А командир, тем временем, еще по одной наливает. Ему, наверное, невдомёк, что у меня и после первой то голова кружится и ясность мышления куда то подевалась. Но, на войне, как на войне: командир приказывает, а ты знай выполняй. Ещё по одной выпили. Тут я уже сама быстрей водой запить стараюсь… Вроде ничего с дыханием… Не спёрло… Только вот, голова – вроде моя, а с другой стороны и не моя вовсе. Как то всё расплылось вокруг меня, закачалось… Слышу, комбат в дверь  кому то крикнул баньку для новенькой истопить… Понимаю, что новенькая – это я, но не ясно, как я в таком состоянии мыться буду… Потом,  помню, чай горячий пила… С трофейными галетами и шоколадом… И комбата спрашивала, когда мы воевать будем? Уж очень хочется немца бить… А он, вроде, смеялся… В баньке солдатской натоплено очень и дышать  трудно. Я сидела на полку, низко опустив голову и выдавливала из себя мысль: «Какой  сегодня день  необычный выпал… Первый день на фронте… Первый раз в жизни пьяная…” Кое-как помывшись, перебралась в сени.   Здесь прохладно и сразу полегчало. Натянула рубаху и легла на лавку. Хорошо… Не заметила, как задремала… И снится мне мой Коленька. Будто лежим мы с ним в широком поле, средь цветов луговых. На небе ни облачка, только птицы с высоты своей любуются нами, верно, чувствуют любовь мою к нему и его любовь ко мне… Николай склоняется надо мной… Какое то время смотрит мне в глаза, а затем молвит: “Всё будет хорошо… Всё будет хорошо”… Наклоняется надо мной и целует меня в губы…  Вот оно! То, о чем боялась думать и всё же думала! Ведь  тело мое  молодое давно желало прикосновений, объятий… чего то большего, о чём пока не знала, но догадывалась… Я потянулась ему навстречу… Я приняла губы его… Я хотела его… Обхватила  голову возлюбленного моего, чтоб руки мои утонули в русых густых волосах его… Но!.. Волос не почувствовала!.. Лысый?!.. Открыла глаза!.. И чуть сердце не остановилось! Вместо Коленьки моего – комбат! Товарищ майор! -Да как же это!.. Не нужно так!.. Не нужно!..  - закричала ему. А командир мой, мамочка моя,  пятернёй своей немаленькой придавил мне рот и шепчет: -Всё будет хорошо… Всё будет хорошо… Я забилась под ним, как рыба… Завыла в голос…  Кричала ему, что Коля у меня есть и что он тоже воюет, и что мы поженимся… Но не слышал меня комбат и не слушал… Он в эту самую минуту уже не был не командиром мне, ни майором, ни, даже, советским человеком… Он был кобель, мама… Который сучку почуял! Молоденькую, чистую… Меня, значит… Мама, вы можете подумать, что я, мол, повод какой ему дала или что согласилась пить с ним… Так это не так! Я своего согласия, чтоб он стал моим первым мужчиной не давала!   Силой он меня взял!.. Силой!.. А то что спирт с ним пила, так это он меня заставил… Да и не повод это, чтоб меня своей женой сделать!.. Когда безобразие это закончилось, я лежала на лавке и плакала… От стыда лицо руками прикрыла и плакала. А он рядом сидел и вроде успокаивал меня, что ничего страшного не случилось; что все бабы на фронте с кем-нибудь живут и что уж лучше с ним, чем с кем попало, да и солдаты проходу не дадут, замучают своими приставаниями и всё равно добьются своего. А  с ним, как за каменной стеной – надёжно и сыто. И что, если я всё правильно понимаю, то со временем он мне «старшину» присвоит, а это значит, что денежное довольствие в разы вырастает. А ещё сказал, что когда война закончится, мол, приеду домой героем, с «Красной звездой» и «За боевые заслуги». А если я, вдруг, жаловаться побегу, то сама себе хуже сделаю – где он  и где я!.. Выходит, мама, с одной стороны, он покупает меня, а с другой – на страх берёт. И вот в таком положении фронтовой жены я, можно сказать, как полгода существую.  Только сейчас до меня дошло это выражение: женская доля!.. Теперь и я на своей шкуре в полной мере испытала долю эту, когда ты в полном тупике и нету у тебя пособников выйти оттуда!.. Вот, поплакалась вам, мама, и как то полегче на сердце стало. Уж вы уважьте меня, не тяните с советом, как дальше быть и не судите строго дочь свою, судьбой обиженную.         С тем прощаюсь, всегда ваша дочь Катерина. P.S. Дорогая мама. Письмецо это передаю  вам с одним солдатиком, что едет  на побывку. Он из  нашего города. Так же он доставит вам небольшой гостинец от меня: галеты и шоколад.»                                 6 08.12.1942. «Здравствуй,  Катерина! С боевым приветом к тебе, Николай. Катя, я не понимаю, что случилось! Вот уже полгода от тебя нет никаких вестей! Я писал тебе много раз, а ты не отвечаешь!.. Я даже написал твоей маме, но она тоже мне не ответила. Мне известно, что ты в строю, жива и здорова. Может ты просто разлюбила меня?!.. Может, ты встретила другого?!.. Если – да, просто скажи мне это и всё! Как бы больно мне не было, я смирюсь. Но знать всегда лучше, чем оставаться в неведении…      Николай. P.S. Ты, наверное, заметила, что я уже не подписываюсь Твой Николай, а просто Николай, потому что теперь не уверен, любишь ли ты меня. Привет от Серёжки Носова.”                                 7 21.12.1942. "Дитятко моё ненаглядное! Катенька моя родненькая! Наконец-то пришла весточка от тебя! Я совсем уж извелась! Подумать только… Полгода в неведении.. где ты, что ты… Как только увижу, что почтальонша мимо нашего дома проходит, так у меня сердце останавливается, чтоб, не дай Бог в нашу хату «похоронка»  не пришла… Совсем не бережешь ты мать! Ты же у меня одна!.. Что ж, доченька…  Повесть твоя  опечалила меня сильно… Уж поверь, пролила я слез над письмом твоим… Слова о женской доле в самое сердце проникли! Как же ты права!.. Сто раз права, что участь наша бабья суровей и горше, нежели у мужиков. Ты просишь моего материнского совета… Думала я о том, и вот, что скажу. Ты стала женщиной!.. Как это произошло?… С кем?… Это другой вопрос. Случилось то, что случилось. Прими это доченька… Где то твой майор правду сказал. Ты отправилась на фронт по велению сердца, но не разума, который должен был надоумить тебя неразумную, что вокруг всё время будут находиться мужики… Много мужиков, которым матушка-природа такое хотение до женского пола внедрила, что они заради нас - баб готовы на многое: и на подвиги, и на подлость. И так мир испокон веку живет и жить будет!.. И моей воли ты не испросила! Сама всё решила! Потому, прими ситуацию какой есть и ищи в ней добрые стороны. А по мне доброй стороной тут видится повышение твоего довольствия. Ты ведь не спросила в своем письме, как мне тут живётся – можется!.. А скажу я тебе Катюша: житьё – бытье моё незавидное, можно сказать голодное, поэтому, если есть возможность от себя кусок отломить и мне послать, то на том, как мать, низкой поклон тебе шлю. Пиши мне чаще, Катюша, а за шоколад и галеты моя тебе особенная благодарность.      Твоя мама.»                                 8 16.04.1945. «Здравствуй милая моя жена Лизавета Карповна, а также детушки мои Настенька и Алешенька. С боевым приветом к вам из покорённой Германии, ваш муж и отец, гвардии полковник Иван Андреевич. Вот и добрались мы до их логова!  Осталось всего-ничего и совсем сломаем хребет немцу. Хотя, конечно, сопротивляется он яростно… Чувствует гад, что каюк ему пришёл!   Но и мы не лыком шиты! Со всех сторон утюжим  вражину… Сжимается кольцо вокруг Рейхстага! В войсках настроение какое то особенное… весеннее что ли….чует солдат, что домой скоро и от этого ещё напористей бьёт фашиста! И я тоже чувствую, что недолго нам в разлуке пребывать осталось. Скоро увидимся, родные мои, и  не расстанемся более  никогда! После стольких лет по-настоящему понимаешь, что главное в жизни советского человека – всё-таки семья!   Держитесь! Недолго осталось! Ваш муж и отец Иван Андреевич.»                                 9 19.06.1955. «Пламенный привет из Ленинграда,  мой школьный друг и фронтовой товарищ Колька! Пишет тебе Серёжка Носов. Как же я соскучился за тобой, дорогой ты мой человек! Страшно подумать… десять лет, как закончилась та ужасная война, из которой нам с тобой удалось выйти живыми, а мы с тобой больше так и не встречались. Ты укатил в Мурманск и стал моряком, а ведь я помню, что когда то ты мечтал водить поезда.. Но что греха таить, я тогда хотел летать… А теперь тружусь электриком в городе на Неве. Вот так распорядилась нами жизнь… А может мы ее таким образом  выстроили… Но, всё идет, как идёт и, наверное, так должно быть… Вернее, до недавнего времени я считал, что так должно быть… Но  произошло событие, которое многое во мне перевернуло… И я решил, что ты обязан об этом знать. Но, обо всём по порядку… Раз в неделю я хожу на нашу «толкучку» и покупаю там самосад. У деревенских. Надо сказать, хороший табачок. И не дорого. Ну, как водится, пришел на рынок. Сразу отправился на пятачок, где деревенские торгуют.  Вдруг смотрю, тетка!..  Вся из себя подержанная и затасканная баба… скудно одетая… По всему видать пьёт сильно. Да и сейчас заметно, что плохо ей и есть сильное желание опохмелиться. Но что самое главное, держит она перед собой в ладонях орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». Представляешь, она награды продаёт!.. В землю зенки свои бесстыжие опустила и хоть трава не расти!.. Может, у ней муж - инвалид войны… А может он вообще помер давно, так она награды его продает, чтобы опохмелиться! Я вообще очумел от такой истории!. И что прикажешь делать в такой ситуации?!.. Пройти мимо?!.. Не могу! Я всю войну до Чехии на переднем крае…  Ты знаешь, для меня эти награды – не просто побрякушки! Ну, в общем, подошел я к ней. Говорю: «Что ж вы, гражданка, мать вашу, делаете?.. Да эти награды кровью её владельцу достались, а вы бессовестно их в рыночный товар превратили! А ну сейчас же уберите! Не позорьте ни себя, ни награды эти, ни нас, фронтовиков!» Она глазюки свои не поднимая: -Мои это награды… Как хочу, так и распоряжаюсь!.. И знаешь, Колька… Что то мне её голос показался знакомым. Посмотрел я пристально на лицо её испитое… И понимаю, что есть в ней какие то отголоски прошлого… А кто такая, убей – не пойму! И тут она проскрипела: - Что, не узнал  меня, Серёжка?.. Видать плохо выгляжу! Я ей недоумённо: -Назовись! Она голову подняла, посмотрела на меня и, усмехнувшись, сказала: - Катерина я. Сказать, что я очумел – ничего не сказать!.. Это, как если бы вдруг объявили о войне с Америкой! Вот как я был потрясён, ты понимаешь?! Катя! Твоя красавица Катя! Я ведь последний раз ее видел, когда она провожала нас в артиллерийское училище!  Ну сколько ей тогда было?..   Семнадцать?.. Восемнадцать?.. А здесь ведь чуть не старуха передо мной!.. По одним глазам только и можно поверить, что это твоя Катюша!.. Прости, друг, за такие подробности!..   Знаю, нелегко тебе читать мои строки… Тут, откуда не возьмись – наряд милиции! Думаю, нужно забирать Катерину и валить отсюда, а не то, не ровен час, загребут её на продаже наград. За плечи ее взял и повел за собой: - Пошли-ка, душа моя, чайку попьём, потолкуем… о прошлом нашем вспомним… Увел я её с рынка. Нашли какую то забегаловку. Сели в углу. Она мне: - Водки возьми мне… Не буду я чай пить. - Катя!, - я осуждающе на нее посмотрел. Старался, чтоб суровее мой взгляд получился. Но она сказала, как отрезала: -Не возьмешь водки – сейчас же уйду! Что ж поделать?.. Заказал ей и себе водки, да бутербродов. Только бутылку принесли, она сразу налила себе стакан и выпила залпом!.. Мне даже не предложила!.. Посидела какую то минуту, видимо прислушиваясь к себе, к своему организму…  Затем опять – полный стакан – бац!..   На бутерброды даже не взглянула! Вот так! Вижу, попустило её чуток. Глаза подобрели… Напряжение спало… Ту она на меня открыто, без стеснения посмотрела: - Как ты, Сережа? Представляешь?!.. Как по мне, так она чуть ли не на самом дне находится! А она спрашивает: «Как я!» Это по твоему нормально?!.. - Что я?!.. Хорошо я! Вот с тобой что, Катенька?! Она снова к бутылке потянулась. -Может хватит, Катя? Она даже не посмотрела на меня. Налила стакан и, теперь уже, маленькими глоточками, медленно выпила. Одна. Целую бутылку. Без закуси. Поневоле задумаешься тут… С одной стороны, сказала, что её награды, стало быть, воевала… С другой, быстро состарившаяся алкоголичка! Всё это на войну списать?.. А Катя вдруг заплакала, пьяно, почти беззвучно, только неприятно шамкала беззубым ртом… Другой бы и не понял, что она плачет, а я сразу угадал… По вздрагивающим плечам… Сначала хотел было успокоить, слова какие то сказать… Но что то мне  подсказало, что нужно дать ей выплакаться. Она может за всё это время первый раз знакомого из прошлой жизни встретила. Я оказался прав. Она доверительно положила свои сухонькие, но тёплые руки на мои и так сидела, видимо, вспоминая сквозь слезы свою прекрасную, но короткую юность и уродливую, всё еще продолжающуюся зрелость. Наконец, она решила выговориться: - Вижу, очень тебе узнать хочется, как я в такое чудище превратилась… Что ж, - усмехнулась, -  это  понятно… Опять замолчала, видимо собираясь с мыслями. А я и не торопил. Скрутил папироску. Вопросительно на неё посмотрел. Она кивнула утвердительно. Скрутил и ей. Закурили… Смотрю на неё и удивляюсь – считай бутылку одна одолела, а вроде как и не пьяная… Будто весь алкоголь со слезами вышел!.. А может её уже и водка не берёт?!.. - Скрути мне ещё одну, - попросила. Что ж, отчего не скрутить? Только после второй папироски начала она свой кошмарный и дичайший по своей сути, рассказ: - Я, Серёжа, войну эту треклятую всерьез приняла… И думала, что весь советский народ тоже как я обозлился, эмоции все свои в единый кулак собрал, все свои пороки и слабости отринул и в бой! С врагом ненавистным! Изничтожить фашиста! Извести чуму коричневую на корню!.. А приехала на фронт, на передовую… И с самого первого дня на себе прочувствовала, что даже при общей, народной беде не теряет человек слабостей своих… С одной стороны – война, и он там герой, с другой – его пороки, низменные желания, от которых, ох, как тяжело избавиться, даже во время военного лихолетья… Меня, девчонку малолетнюю, жизни не знавшую, с первого дня на фронте использовали, будто я кукла какая то… и мнения моего не испросили… Комбат наш, Иван Андреевич, не убоявшись суда советского и суда совести, снасильничал меня, девицу не порченную и плотской любви не знавшую, и после этого держал меня  женой своей почти два года, не имея на то моего согласия. Ты понимаешь, Сережка, я ведь Родину по зову сердца пошла защищать, а тут  такая история, от которой ты не в состоянии избавиться, потому как, с одной стороны, он командир твой, а с другой – уйти нельзя, ты же сама себя не поймёшь! Врага самое время бить! Такая штука! В общем, промучилась на фронте в постели с мужчиной нежеланным, самой от себя стыдилась. А потом, не вдруг, обнаружила, что в положении я… И о том объявила ему… И знаешь… Наслушалась от него, что вдруг стала неугодна ему, и куча целая недостатков во мне… Он, понимаешь ли ты, совестить меня начал, что если ты баба, то сама следить за этим обязана… Сказал, что всё сделает, чтоб списали меня вчистую… Я в тот момент так обозлилась… Это же наш ребёнок, общий!  Глядь,  на столе ТТ его лежит. Схватила его, да и пальнула , не помня себя, прямиком в пузо ему… Шум… Грохот… Народ сбежался… Тут она замолчала… Думаю, переживала очень… Ну ты меня знаешь, Коль, я ждать умею… Незачем торопить её… И верно… Успокоилась она и продолжила рассказ свой жуткий: -За покушение на старшего офицера срок мне впаяли. Хорошо ещё, что пуля по касательной прошла, можно сказать, повезло и мне и уроду этому. Родила я в тюрьме. Сына. Которого отняли у меня. И которого я больше не видела никогда. А потом жизнь, как во сне… Потому что лагерь!   А лагерь – это ад!   Ад в лагере – это лесоповал и вечный, изматывающий душу, голод, когда ты отдаёшься охраннику за кусок хлеба, как последняя потаскуха. Там про нравственность не рассуждают, там выжить нужно и для этого всё в ход идёт. А  мне, двадцатилетней девчонке, нечего предложить, кроме тела. Вот тогда и начинается твое падение вниз, по самой наклонной. В лагере у меня стали зубы выпадать, лицо от морозов и недостатка нормальной пищи изменилось, задубело, коркой страшной покрылось. Но на внешность плевать – главное постараться выжить до выхода на свободу… Вышла, когда уже война закончилась. Домой приехала -  наш дом заколоченный стоит. Мама к тому времени померла. Что мне делать оставалось?.. Продала, что можно было продать и отправилась сыночка своего искать. Первым делом нужно было скота этого разыскать, комбата нашего, Ивана Андреевича. Это, как раз не сложно оказалось. Через бывших однополчан узнала, где он проживает. Приехала – он в чинах по политической части. Добраться до него простому человеку, да ещё такому, как я, неимоверно  сложно! Но я умудрилась! В ногах у него валялась, сапоги ему целовала, только чтоб помог сыночка найти. Вышвырнул меня, как последнюю собаку. Сказал, еще раз появлюсь – засадит меня на всю оставшуюся жизнь… Ирод!.. Что мне оставалось делать?.. Скиталась по детским домам… Думала своего непременно узнаю… Так в Ленинграде оказалась… Живу тем, что полы мою за стакан и кусок хлеба… Да и на том спасибо. Сплю, где придётся. На этом Катерина рассказ свой закончила. Я сидел и не верил, что в наше время такая несправедливость возможна. Бедная девочка… Вся жизнь под косогор из за одного упыря… - А как ты награды сохранить смогла? - Да всё просто! Когда  в самом начале под арестом сидела, меня землячок мой охранял. Он для меня уже услуги оказывал - когда на побывку ездил, я с ним маме письмо и гостинцы передавала. Говорил, что влюблён в меня был. И в этот раз ему отдала, попросила, чтоб матери отдал. Думал я, друг мой Колька, недолго: - Ты, Катюша, давай собирайся, - говорю, - первое время у меня поживёшь… Отдохнешь… А там покумекаем про нормальную работу для тебя, у нас в хозяйстве как раз учетчиц не хватает… Я переговорю, с кем надо…  Потом, глядишь, и комнату тебе выбьем. Ну и парня твоего искать будем, за это не волнуйся. Она грустно так на меня посмотрела: - Зачем тебе это, Серёжа? - Затем!,- я придал голосу строгих ноток! – Друзья мы с тобой или нет?! Она помолчала чуток, потом говорит: - Знаешь что, я сегодня не пойду к тебе, а вот завтра давай. А то, что не обману тебя, возьми пока вот это, - и протягивает мне орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». Я, конечно, награды принял, но всё равно спрашиваю: - А почему не сегодня то? - Дела у меня есть сегодня, Сережа. Ну что ж… Дела, так дела… На том и порешили… Больше я её не видел… Поиски ничего не дали. Обратился в милицию. Что тебе сказать, Коля…. Умерла Катюша… В тот же день, когда мы с ней расстались и умерла… Отравление. Вместо водки какую то дрянь выпила… Вот такая грустная история. Тело её мне выдали как то уж очень скоро. Наверное сами обрадовались, что с их плеч обузу снимают… Похоронил я нашу Катю. Как приедешь, сходим к ней вместе. На том прощаюсь. Всегда твой друг Сергей»                                 10 23.08.1955. «Здравствуй Серёжка, родной мой человек. Пишет тебе Николай. Знаешь, после того, как мы сходили с тобой на могилу к Катюше, я много  думал… И вот к чему я пришёл. Я решил найти её сына. Начал я с того, что связался кое с кем из Катиных однополчан. Они только подтвердили её историю и помогли мне выйти на их бывшего командира. Действительно, он сегодня такой важный туз… На машине возят, с трибуны выступает… В любом случае, мне удалось попасть к нему на прием( пришлось немного слукавить, что, мол, воевали вместе). Когда он меня принял, я не стал ходить вокруг да около и сразу выложил ему свои карты. Сказал, что хочу найти сына Кати и в его интересах мне помочь. Он , конечно, возмутился, что шантажировать его – это одно и тоже, что пойти против партии… И всё в таком духе… Тогда я его спросил: «А как по вашему отреагирует партия, когда узнает, что вы на фронте изнасиловали девушку и потом жили с ней, как с женой без ее на то согласия. И кстати, вы же были женаты?» Я не дал ему опомниться с ответом, и тут же заверил, что никому не нужны проблемы и что я только хочу найти мальчишку. Обещаю, что никто, ничего, никогда не узнает. Он походил по кабинету, посопел сердито и затем буркнул, чтоб я пришел через неделю, он за это время выяснит, где обитает Катин малец. Когда я выходил из кабинета, он крикнул мне вдогонку: - А кем вы вообще приходитесь Катерине? Я, не оборачиваясь: - Не состоявшимся мужем!.. Через неделю, я сидел в его приёмной.  Сидел и боялся, чтоб он не выкинул какую-нибудь гадость. Но, к моему спокойствию, всё прошло гладко. Он молча протянул мне листок с адресом детдома, а я выложил ему на стол Орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». - Что это?, - он удивлённо посмотрел на меня. - Награды, которые получила Катя, за то, что была ППЖ. Я думал он «взорвётся» после моих слов,  но он промолчал. И хорошо, а то я тоже мог «взорваться». Не прощаясь, направился к выходу. - Как она?, - чуть не шепотом спросил он. Я повернулся к нему: - Её больше нет… Умерла… Не знаете по чьей вине?, - всё таки я не сдержался, чтоб не съязвить!  Но ответа ждать не стал и сразу вышел. Директор детского дома оказался наш брат фронтовик, с которым мы быстро нашли общий язык. Пока ждали, когда позовут мальчишку, под пару стопок  обсудили кто на каких фронтах воевал. В общем, свой в доску мужик. Я ему в двух словах описал ситуацию, что желаю пацана к себе забрать. Он под третью стопку сказал: «Не дрейфь, сделаем всё, как надо!» Тут постучались в дверь. Вошли воспитатель и сын Кати. Друг мой Серёга!.. Я как его увидел, у меня руки затряслись мелкой дрожью. Понимаешь, как будто она передо мной стоит!.. Одно лицо!.. Вижу, он тоже волнуется. Уставились мы друг  на друга и оба боимся этой ситуации… будущих вопросов и ответов… Первым начал он: - Вы кто? Господи, как тяжело это сказать, но я смогу: - Папка твой… - Где же ты был так долго?.. - Искал тебя… Ты представляешь, Сергей… Его тоже зовут Колька!»