В аэропорту «Бен-Гурион» новых репатриантов пригласили в зал регистрации. Здесь в специально организованных кабинках выдавали теудат-оле – очень важный документ нового репатрианта, дающий право на всякие льготы в течение трёх лет: начиная от билета в театр, кончая ипотечной ссудой в банке на покупку квартиры. Этой маленькой голубой книжечке завидовал каждый старожил Израиля, и потеря которой для олим была смерти подобна, так как она не восстанавливалась.
Кроме этой «волшебной книжечки», нам выдали чек на первое время, а затем в течение полугода государство выплачивало корзину абсорбции.
Пока шла регистрация, дети (да и не только дети) быстро освоились и стали уминать расставленные на столах сэндвичи и фрукты.
В это же время в зал вошли несколько военных – юношей и девушек – и стали раздавать нам противогазы, попутно объясняя, как ими пользоваться. Многие не хотели надевать противогазы и были явно недовольны таким поворотом дела: как можно их, которые сами прошли Великую Отечественную войну, учить и заставлять надевать этот намордник.
Но не успели мы прослушать военный инструктаж, как заревела сирена. Не учебная, а настоящая воздушная тревога! Двери зала загерметизировали, и по телевизору стали транслировать, что происходит в небе Израиля. Оказывается, вновь иракские «скады» обстреливали страну. Все израильтяне в зале были очень взволнованы. Нас же это как бы совсем не касалось: не было ни страха, ни волнения. (Страхи и волнения пришли несколькими днями позже, когда мы переехали на первую съёмную квартиру в Ашдоде.)
Через несколько минут раздался отбой, и всем предложили выходить на посадку в предоставленные такси.
Тёплый южный вечер уже спустился над аэропортом. Мы сели в такси и поехали в Ашдод. Проезжая по его улицам, мы обратили внимание на группки молодых людей, что-то кричавших при виде нашего такси. Шофёр объяснил, что они приветствуют нас, не побоявшихся приехать в дни, когда идёт война. Мы для них предвестники мира.
В Ашдоде нас встретили дальние родственники мужа, которые высылали нам вызов и теперь взяли на себя опеку над нами.
Через четыре дня они помогли нам найти небольшую недорогую квартирку, куда мы и переехали после лёгкого ремонта, сделанного своими руками. В квартире было две комнаты, кухня, туалет и душевая комната. В спальне уже находился огромный встроенный шкаф, который мы заполнили своими вещами, и большущая кровать без матраса. К счастью, в это время в Израиле многие выбрасывали свои ненужные вещи прямо на улицы, и мы вскоре нашли матрас для своей кровати. В столовой стоял сервант, хотя и немного разбитый, но вполне приличный, чтобы поставить туда нашу посуду. И нам осталось лишь докупить кровати для сына и мамы, что мы тоже очень быстро сделали, приобретя две сохнутовские кровати по очень низкой цене.
Приблизительно к 12 часам ночи первого дня проживания в новой квартире, когда, уставшие от переезда, мы, наконец, заснули как убитые, раздалась сирена. Не сразу поняв, что происходит, и совсем забыв, о чём нас предупреждали в аэропорту, мы стали лихорадочно искать противогазы. В этот момент в дверь кто-то позвонил. Перед нами стояла женщина в домашнем халате и жестами что-то старалась объяснить. Увидев, что мы ничего не понимаем, она побежала к себе, и вскоре в дверях стояли уже две женщины. Но язык второй нам тоже был недоступен, правда, мы учуяли в нём великий и могучий иврит. Тогда вторая снова побежала за помощью, и вскоре появился мужчина, который объяснил на родном русском языке, что женщины пришли помочь оклеить окна и двери на случай ракетной атаки. Мы поблагодарили и с радостью согласились на их помощь. Вот тут оказалось, что мнения этих милых дам по заклейке окон и дверей резко расходятся. Наконец, после лёгкой перепалки победила более молодая и она же быстро заклеила нам всё, что только можно было заклеить. В это время прозвучала сирена отбоя, и мы, радостные от этого нового знакомства, улеглись досыпать.
Наутро оказалось, что заклеены всё-таки не те двери. Но, в конце концов, важно внимание людей, а не то, как они заклеили двери.
За время войны мы почувствовали удивительные заботу и доброту со стороны старожилов и коренных жителей. Но как только война закончилась, жизнь обнажила все худшие стороны в отношениях новых репатриантов и коренных израильтян. И что самое неприятное, мы все стали здесь называться не евреями, а русскими, марокканцами, грузинами… Мы становимся единым народом, под красивым именем – израильтяне только в дни войны и террора, а потом снова разъединяемся. И это передается из поколения в поколение.
Война в Персидском заливе закончилась. Наступил мир. Он пришёл как раз под праздник Пурим. На улице появились детишки в костюмах, и весь Ашдод превратился в сказочный город. Мы с умилением смотрели на это зрелище.
А через несколько дней в воздухе разнёсся сладкий запах. Это зацвели апельсиновые сады рядом с Ашдодом.
Теперь гуляя по Ашдоду, я уже не верю, что в год нашего приезда он был совсем маленьким, всего несколько районов в окружении песчаных дюн.
Главной была улица Рогозина. Там находились магазины, бары, кафешки с постоянными любителями кофе и посиделок. В основном, это были «грузины» или «марокканцы» мужского пола. Для того времени это было понятно: район «сити» – престижный, заселялся в основном приезжими из Грузии или старожилами из Марокко.
Всего было 6-7 районов. Район «хет», где мы живём, доходил до улицы Каланит, а дальше сплошные пески.
В городе проживало приблизительно 80 тысяч жителей. Для сравнения, сейчас, через 26 лет – почти 250 тысяч. Ашдод – единственный город в стране, который строится по генеральному плану. В нём запланировано 17 жилых районов.
Мы жили на съёмной квартире в районе «вав», жители которого в основном среднего достатка или новые репатрианты. Для жизни это удобный район. Рядом большой торговый центр, дом для новых репатриантов – Бейт Оле, культурный центр с какими-то кружками, банк, почта, аптека, парк. Короче, всё, как и подобает современному городу начала 90-х.
Но как мне было грустно от всего этого! Какая тоска сжимала моё сердце! И вовсе не потому, что я ностальгировала. Нет-нет, этого не было. Просто после больших городов России мне трудно было принять действительность.
По вечерам некуда было пойти, мы обходили свой район, изучая его досконально, рассматривая который уже раз витрины магазинов.
Один раз были свидетелями ограбления ювелирного магазина, к сожалению, хозяин был убит. Мы поняли, что в Израиле есть всё.
Потом мы стали изучать Ашдод, чтобы лучше понять, куда занесла нас судьба. Городок был зелёненький, в каждом районе предусмотрены одинаковые наборы жизненных удобств: небольшой торговый центр, почта, в некоторых банк или поликлиника. Стали осваиваться и привыкать, и уже ближе к лету ощущение тоски исчезло. Открылся купальный сезон, мы стали спускаться к морю, а потом каждый день в течение целого лета ходили плавать. Ходили пешком, машины ещё не было.
Самым отдалённым был район «юд-алеф». Он состоял в основном из вилл и был заселён богатыми израильтянами. Пару раз мы пешком доходили до него по улице Герцля, тогда ещё совсем не широкой, в окружении сплошных песков.
У жителей этого престижного района был свой пляж, правда, совсем не такой, как сейчас. И добраться туда можно было в основном своим транспортом, автобусное сообщение было очень плохое.
Хотя мы прилетели в феврале, нас уговорили сразу пойти в ульпан (школа для репатриантов), чтобы не пропускать год. Как сейчас понимаю, это было и хорошо, и плохо. Да, мы действительно не пропустили год, но всё это было нахрапом. Даже азов иврита у нас не было, алфавит мы изучили буквально перед самым отъездом. Язык давался очень тяжело, особенно мне. Мы с трудом понимали учительницу, так как дикцией она не владела, как говорят, у неё была каша во рту, и на слух ни одна фраза из её объяснений не была понятна. Короче, ульпан «алеф» мы прошли, но себе я бы поставила не выше тройки. Надежда была только на дальнейшую жизнь и «окунание» в израильскую среду, включая языковую.