ГЛАВЫ ИЗ ПОЭМЫ
«БОЛЬ ЗЕМЛИ»
1. ЗМИЁВСКАЯ БАЛКА
В РОСТОВЕ, В ОТРИНУТОМ Г-СПОДОМ МЕСТЕ,
РАЗЖАЛАСЬ ПРУЖИНА ЗЕМНОЙ КРУГОВЕРТИ:
В ВОЕННУЮ ПОРУ, С ДЕТИШКАМИ ВМЕСТЕ,
ЖИВЫЕ СПЕШИЛИ В ОБЪЯТИЯ СМЕРТИ.
ГОРЕЛИ КВАРТАЛЫ И ГИБЛИ В ПОЖАРЕ –
РАСПЛАВЛЕННЫЙ АВГУСТ НЕ ЗНАЕТ ПОЩАДЫ,
И КОРЧИЛИСЬ СУДЬБЫ В УДУШЛИВОЙ ХМАРИ,
ПРЕДЧУВСТВУЯ БЛИЗОСТЬ КРОМЕШНОГО АДА.
ПЛАЧ ВДОВ И СИРОТ СЛИЛСЯ С ГУЛОМ НАБАТА –
ПОМЯНЕМ ВСЕХ ПАВШИХ, ОТ БОЛИ НЕМЕЯ!
ВСЕГДА НА ВОЙНЕ ПОГИБАЛИ СОЛДАТЫ,
НО ТОЛЬКО ЕВРЕИ ЗА ТО, ЧТО ЕВРЕИ.
И СТРАШНАЯ ЯВЬ ОБРАТИЛАСЬ КОШМАРОМ
И ЗАМЕРЛИ ЖЕРТВЫ, ТЕРЯЯ ДАР РЕЧИ,
А ПЬЯНЫЙ ЕФРЕЙТОР ИГРАЛ ПОРТСИГАРОМ,
ОБЛИЧЬЕ ДАВНО ПОТЕРЯВ ЧЕЛОВЕЧЬЕ.
У СЕРОЙ, С ПАУЧЬИМ КРЕСТОМ, ДУШЕГУБКИ,
ЧТОБ ЛЮТОЮ КАЗНЬЮ НАСЫТИТЬСЯ СРАЗУ,
СМЕЯСЬ, МАЛЫШАМ ДОКТОР СМАЗЫВАЛ ГУБКИ
БЕЗЖАЛОСТНОЙ, СЛАДКОЙ, ЖЕЛТЕЮЩЕЙ МАЗЬЮ.
И ПАДАЛИ НАЗЕМЬ ЕВРЕЙСКИЕ ДЕТИ,
И ЛАВА ОТ ГНЕВА ВСКИПАЛА В ВУЛКАНАХ,
А ДОКТОР НЕБРЕЖНО КУРИЛ СИГАРЕТЫ,
И ДЫМ СТАНОВИЛСЯ ЧАСТИЦЕЙ ТУМАНА.
ТУМАН СТАЛ РОСОЙ. ТА – ДУШИСТОЙ ТРАВОЮ,
ЧТО К НЕБУ ВЗМЕТНУЛАСЬ ИЗ СКОРБНОГО ПРАХА,
И Б-Г НАЧЕРТАЛ НАМ МОГУЧЕЙ РУКОЮ
ПУТЬ ЧЕСТИ, ЛИШЁННЫЙ СОМНЕНИЙ И СТРАХА.
И ДАЛ НАМ НАДЕЖДУ, И ВЕРУ С ЛЮБОВЬЮ.
О, БРАТЬЯ И СЁСТРЫ! ПОД ВЕЧНЫМ СВЕТИЛОМ
МЫ ПОЧВУ ПОИЛИ ДОСТАТОЧНО КРОВЬЮ –
ЕЁ УРОЖАЮ С ИЗБЫТКОМ ХВАТИЛО.
…ДРОЖИТ ПОД ВЕТРАМИ ЗМИЁВСКАЯ БАЛКА.
СТОИТ МОНУМЕНТ. ЖЖЁТ ЗЕМЛЯ ПОД НОГАМИ.
ПОРОЙ ПРИЛЕТАЮТ ВОРОНЫ ДА ГАЛКИ,
ПЕСТРЕЮТ ЦВЕТЫ ОТ НЕВЕСТ С ЖЕНИХАМИ.
О, РАДОСТНЫЙ МИР, ЗОЛОТОЙ ОТ ЗАКАТА!
УЖ ВЕЧЕР, И С ДОНА ПРОХЛАДОЮ ВЕЕТ.
НЕ СМЕЙ ДОПУСТИТЬ, ЧТОБЫ ГДЕ-ТО, КОГДА-ТО
СТРАДАЛИ ЕВРЕИ ЗА ТО, ЧТО ЕВРЕИ!
3. ХОР ДЕТСКИХ ДУШ
Мы давно уже не живём,
Лишены и жары, и стужи.
Меж сияющих звёзд поём:
Б-г собрал воедино души
В вечный детский еврейский хор –
Не бывало таких на свете.
Обратите на нас свой взор,
И любовью своей ответьте.
Каждый в свой мы ходили класс
И безгрешно шалили в школе,
Но пришёл наш последний час,
И взорвалась Земля от боли.
Мы не знали до той поры,
Что, на ставшей чужой планете,
Средь смеющейся детворы
Есть достойные смерти дети.
И остались лежать одни
Наши мячики и скакалки,
И порвалась живая нить
В стылой тине Змиёвской балки,
И сестренку обнял Адам,
А братишку Рувима Хая,
И вошли они во врата
Б-гом данного детям Рая.
И плясала, смеясь, война,
И Вселенной рвалась аорта,
И сразила войну весна,
И отцы возвращались с фронта.
Ну а мы всё поём, поём,
В безграничной холодной выси,
Чтоб Вс-вышний хранил ваш дом
И любовь направляла мысли.
КУКЛЫ
Мы живём, чтоб уйти, и уходим, чтоб жить
В строчках, зданиях, красках, далёких потомках.
Если б детские куклы могли говорить,
Кто, что видел и слышал, пусть даже не громко!
Рассказала б одна, как закончилась нить
Её жизни привольной с трёхлетнею Саррой:
Кукла Сарру свою продолжала любить,
Помня день расставанья у Бабьего Яра.
Рассказала б другая, как чёрная смерть
Забрала пятилетнюю Ривку в Дахау,
Про овчарки оскал и свистящую плеть,
Что гуляла в руках неулыбчивой фрау.
Третья б вспомнила лютый еврейский погром,
Полицаем-соседом распятую Лею,
Блюдце с чашкой, раздавленные сапогом,
Мамы страшные крики и кровь на аллее.
Куклы, куклы… вы ждёте хозяек своих,
Но они не придут из заоблачной выси.
Куклы, куклы… теперь вы нужны для живых,
Для полёта сердец и движения мысли,
Чтобы снова нигде, ни за что, никогда
Не корёжили разум нацистские зиги,
Чтобы ярко сияла Давида звезда
И бросала на мир просвещения блики.
Куклы строго глядят в тишине «Яд вашем»,
И травой заросли яры, балки, траншеи.
Мироздание. Космос. Вс-вышний в душе.
Судьбы горькие Ривки, и Сарры, и Леи.
ЙОМ А-ШОА
Мсье Эпштейн, Вы богаты, живёте в Париже,
Ваша жизнь словно слеплена из шоколада,
А слыхали о деде своём, об Элише,
Что сожжён был в гудящей печи Бухенвальда,
Как нацисты его привезли из Прованса,
Превратив жизнь людскую в смертельную драму? –
Уцелеть не имел ни малейшего шанса,
Но спас чудом Эстер – Вашу милую маму.
Пан Иоффе, Вы в детстве избегли погрома!
Кто ж не знает, что в Польше творили с «жидами»?
Слава Б-гу, лет сорок с лихвою, как дома:
Хайфы жаркое солнце сияет над Вами.
Хаим Шульман, москвич богатырского роста!
Ваша бабушка Циля была медсестрою:
Нет могилки с табличкой, тем паче, погоста –
Танк смешал её с глиной под Курской Дугою.
Отзовитесь, любимые братья и сёстры,
Из Канады и США, Аргентины, Алжира!
Вновь стоит наш вопрос, и достаточно остро,
Средь безумств оскоплённого подлостью мира.
Нашей гибели жаждут убийц миллионы,
В чьих сердцах только злоба, и яд, и коварство,
Гимны их – наши крики и смертные стоны,
Но у нас есть Израиль – своё государство,
Что стоит, словно воин – подобье форпоста,
Между жизнью и смертью, стучащейся в двери,
И святыню хранит – память жертв Холокоста,
Чтоб не шли никогда на закланье евреи.
Горький Йом а-Шоа проникает в сознанье,
Душу жжёт день и ночь негасимое пламя,
Тяжкий Йом а-Шоа – страшный миг мирозданья,
Вечный Йом а-Шоа. Кадиш. Боль. Слёзы. Амен!