Был Фисанович не слишком спортивным –
Шахматы, книги – не бокс или штанга:
Смелым, талантливым и позитивным,
И к тридцати стал лихим кавторангом.
Словом не звонкий – поступками громкий:
В порт или гавань проскальзывал первым,
И кораблей размозжённых обломки
Долго фашистам корёжили нервы.
Песни его распевали матросы,
Рукопись жадно читали коллеги:
Каждый ответы искал на вопросы –
Лишь посвящённому ясные вехи.
Ну, а война подходила к итогу –
Толк понимал Фисанович в рекордах:
Сотни нацистов к нацистскому богу
Шли на свиданье в норвежских фиордах,
В незамерзающем Северном море,
В штиль и шторма под рапсодию ветра:
Радость святая – фашистское горе –
В честь и победу моряцкая вера.
Сорок четвёртый. Усмешка июля
Над усечённой нелепостью жизнью:
Бомба в подлодку вошла, словно пуля
И породнила и с бездной, и с высью.
Произошла роковая ошибка –
Лётчик был бритт: видно, думал о Мэри
Иль о фортуне, лукавой и зыбкой,
Иль неумел в исключительной мере,
И, безусловно, вернулся на базу,
Не доложил о ЧП командиру;
Поиск подлодки закончился разом
После недельных конвульсий эфира.
Где-то, наверно, в урочищах Рая,
Миру свою посвящая работу,
Пишет стихи Фисанович Израиль –
Гордость подводного русского флота.
