"Запах чистоты "

* * *

Лесного утра влажная волна

запахла хвоей, тёплыми стволами.

Сегодня сосны сеют семена

на землю, напоённую дождями.

Им нужно продолжаться и хранить,

однажды сотворённое – навеки

и в каждом божьем семени пролить

смолистых соков молодые реки.

А в дымке дальней дух предгрозовой

уже томится, чем-то неминучим,

и близится, за юной бирюзой

вооружаясь злобою дремучей.

И вот он встал – многолукавый Бес,

обрушился на наш очаг и веру –

в который раз. Но краток перевес.

Пробился луч позором Люциферу…

А сосны, не заметив перемен,

пылят в неспешном ветре семенами.

Природа озабочена плодами.

Ей грех земной – всё суета и тлен.

* * *

Теплом дышала печь. Уютно

фитиль за ламповым стеклом

светил не угасая, будто

вселилась вечность в этот дом.

И аисты, и запах леса

с его целебной добротой,

и листьев мглистая завеса,

и пни с пушистой берестой,

и детства сказочные реки,

открытий звёздные дожди –

всё это, думалось, навеки,

до тьмы, до края, до седин.

А где-то, средь бессонной ночи

за вещим словом маячком,

случилось мне прочесть меж строчек

о скалах на пути моём.

И слух – уже не без преграды,

и зрение – без тех глубин,

где виделся под звездопадом

мир бесконечных величин…

Как отлучение от Бога –

хандра кромешная и ночь,

и хлябь, и вязкая дорога –

не обойти, не превозмочь,

и эти сумерки рассвета

под шарканье на чердаке,

а за окном одеты во мглу одеты

лука и пристань на луке…

Слипались веки, тяжелели.

По стеклам – дождь,

по сердцу – нож…

В печи поленья догорели, –

запорошились – не вернёшь…

* * *

Нелли

Тебя не отнять у утра.

Ты первых лучей свежей.

Лишь солнышко золотокудрое

сравнится с улыбкой твоей.

Ты так же неотделима

от полных соблазнов дней.

Ты благонесущая Прима

от сути их и корней.

Неотделима от вечера,

от томных его теней,

так нежно, порой, подсвеченные

доверчивостью твоей

Тебя не отнять у ночи.

Ты из созвездия грёз,

и плоть их, и их пророчества

со вкусом счастливых слёз.

Тебя не отнять у сердца,

у времени не отнять.

Судьба, как планета вертится

и невозможно – вспять.

"Блуждающий по кругу"

Берега

Текут мои дни – торопятся.

Куда и зачем – Бог весть!

Скудеет былая вольница

и мелей не перечесть.

А там, за крутой излучиной –

высокие берега.

А за кудрявыми кручами –

хмельные, как мёд луга.

Там пребывала мудрая,

неспешная благодать –

держава зеленокудрая,

золотоствольная стать,

желтеющих крон пророчества

навязчивый холодок

под монолог одиночества

про подлинность и подлог,

про то, как тропой морошковой,

сквозь ельник, в пчелиный гуд

хотелось уйти, как в прошлое,

где вряд ли меня найдут,

про то, как тысячеликая

творилась там ворожба –

ничтожная и великая.

Судьба моя – не Судьба?..

Как дыбит цивилизацию,

клеймо распалив своё,

ни вирусы, ни мутации –

державная спесь её

во блуде и имитации

без Бога, без Сатаны,

без славы, без коронации,

без ощущенья вины…

И та же междоусобица

меж двух моих берегов.

И мелей не переводится,

и мост ещё не готов.

А сердце к истоку тянется,

к строптивым его пескам.

Причалить бы, да покаяться,

как перед входом в Храм.

Там свечи мои встревожены,

и люди, и их дома…

Ищу на себя похожего

и тихо схожу с ума.

* * *

Лампадкой тихая свеча –

холодный полусвет усталый…

А как бывала горяча

в высоком пламени Начала.

Тогда всё было – на весах,

сомненьем баловались черти,

благословенные в мирах

житейской нашей круговерти.

И был, который остерёг

от их лукавых искушений

и просьб суетных, где итог

зависит от числа прошений…

Но честолюбья моего

касались звёзды не однажды –

и наполнением его,

и высотой многоэтажной,

признанием учителей,

доверием без славословий,

и просто дружбой – без затей,

и откровенностью Любовей…

Благословен мой фитилёк –

пристрастий и любви аналог.

И каждого продленья срок

я принимаю, как подарок.

"…и аз воздам …"

У черты …

Когда на запах человечины

лихие хлынут времена,

поймут ли души изувеченные,

что их судьба предрешена,

что равнодушие к падению

пришло не вдруг и неспроста

и что над бездной к Возрождению

никто не выстроит моста,

что некому хранить пророчество,

за душной смутой в суете,

о Храме и об одиночестве

на подступаемой черте.

Там покаянные пороги,

дымящий пеплом небосвод.

И тысячи под ним убогих

толпятся у Святых Ворот.