Сумашедший – призвал Бога в судьи.
Между кем? Между ним и собором.
И смеялись до коликов люди,
И себя покрывали позором.
Заседали в высоком Констанце
Доктора, кардиналы, аббаты,
В сукнах пёстрых и в шелковом глянце
Вели споры они и дебаты.
Папу, споря, переизбирали,
Трёх лжепап осудили сурово,
И галдели, и перебивали
Все друг друга и снова, и снова.
И хрипели учёные дяди,
Обсуждая задачи реформы,
Так на улицах шлюхи и б…
Торг ведут и пустой, и позорный.
Но, в одном были единодушны:
Ересь выжечь – основа успеха,
И приехал к ним Гус простодушный…
Не на диспут – за смертью приехал.
Вот поднялся отец Стефан Палец
И сказал, обращаясь к собору:
«Смотрит с неба великий Страдалец,
Взгляд его преисполнен укора.
Те, кто Церковь Христа разрушают, -
Сила ж Церкви и мощь в единенье -
И кто пастве сомненья внушает,
От лукавого все, без сомненья.
Сомневаться, испытывать Бога,
Клеветать на церковные сборы –
Еретическая синагога,
А любой еретик хуже вора.
Нету воли у жалких созданий,
Есть лишь высшая папская воля,
Бог не видит отдельных страданий
И отдельной не чувствует боли.
Папа – это владыка верховный,
Выше всех и ходатай пред Богом,
Покоряться ему, безусловно,
Все должны аккуратно и строго.
А писания доктора Гуса
Воскрешают нам дух Уиклифа,
И преподлые эти укусы
Несут Церкви и смуту, и лихо.
Нет зловреднее ереси, хуже
Той, что авторитет отвергает,
Не Христу тот, а дьяволу служит,
Кто к нему в суете прибегает».
И склоняли все Гуса отречься,
Осудить и проклясть Уиклифа,
Возражал им Гус чистосердечно
И в пример приводил он Каифу.
Говорил он: «Собор досточтимый,
Доктора, кардиналы, прелаты,
Вы упрямы и неумолимы,
И хотите найти виноватых.
Бог есть в каждом и в противоречье
Этот довод с Христом не вступает.
Кто пред Господом чистосердечен,
Тому часто Господь наш внимает.
Жива истина в Божием слове,
И принять её может живущий,
Обрести утешенья основы
Позволяет Господь всемогущий.
Я с ученьем отца Уиклифа
Познакомился не понаслышке,
Не по байкам, рассказам и мифам,
А прочтя его многие книжки.
Разделяет он Церковь и Власти,
Обличает попов недостатки,
Почитает за благо и счастье
Он за истину честную схватку.
Вспоминаю, отцы, я Каифу,
Кто всегда был к Христу в заблужденье,
И сравнив с ним отца Уиклифа,
Не хочу его мазать ученья.
В чём-то с ним я согласен, мессиры,
В чём-то я его опровергаю,
Мы без Господа голы и сиры,
Твёрдо верю я в это и знаю.
И считаю, что мне отрекаться,
От того, во что верю, позорно
Чтобы к истине ближе держаться,
В нас посеяны совести зёрна.
Если Бог меня рукоположил
Проповедовать Божие слово,
Говорить я обязан и должен,
Тело ж к смерти должно быть готово».
Головами качали прелаты,
И епископы мрачно молчали,
И тихонько крестились аббаты,
Словом, все пребывали в печали.
Тут поднялся чернец неизвестный
И воскликнул: «Как ересь умеет
Притворяться и скромной, и честной,
Но, костёр ее в искры развеет!
Одолеть мы не можем упрямца,
Кто бесовским силен наважденьем,
Только Богу ли беса бояться?
Он покончит с опасным ученьем.
Пускай Гус без пролития крови
Пред Создателем нашим предстанет,
Когда выполним это условье,
Благодать в нашей Церкви настанет».
Но была тут препона такая –
Слово дал Император приватно,
Что Ян Гус из немецкого края,
Невредимым вернётся обратно.
Но опять не сдались казуисты:
«Нет нужды соблюдать своё слово
Перед тем, кто пред Богом нечистый
И ломает святые основы».
Вот на площади толпы народа
В нетерпенье ждут Гусовой казни,
Неплохая стояла погода,
И оделись все словно на праздник.
И костер занялся чёрной сажей,
(Был сложён он ещё спозаранку),
И какая-то бабушка даже
Дров в него подложила вязанку.
Гус глядел на неё, не мигая,
Только раз покачал головою,
«Простота, он промолвил, святая -
И добавил ещё: – Бог с тобою».
Пламя ласково тело лизало,
Рвался крик и стихал прямо в горле,
И верёвка, что тело связала,
Загорелась и сделалась чёрной.
А толпа возбуждённо гудела,
Равнодушно чего-то жевала,
На костёр с интересом глядела,
И в толпе та старушка стояла.
Церковь – рук человечьих творенье
И библейское тихое слово
Здесь столкнулись – и это волненье
Вызывает в нас снова и снова.
А народ кто – толпа, масса, люди?
То он белый, а то он весь в саже.
И когда Царство Божие будет,
Нам никто никогда не расскажет.
Comentarios