Холуйство в характере нашей элиты...

Холуйство в характере нашей элиты –

И старой и новой, и той, что новей,

Всегда и везде деспотичное сито

Людишек отсеивало от людей.

Где корни сего – я ответа не знаю,

Но, только в одной как-то книжке читал

О том, как боярин, почтенный летами,

К Великому князю на цырлах бежал.

И было послам иностранным неловко –

Европа забыла рабов и владык,

Была там не в моде холопья сноровка,

Не в моде был велеречивый язык.

Цари наши титулов сотню имели, –

Их дъяки читали полдня нараспев,

От скуки послы иностранные млели,

Искусно скрывая досаду и гнев.

А нашим боярам как маслом по сердцу, –

Недаром рядились они о местах,

Боярин, друзья, это западный герцог,

Зажатый в родных самодельных тисках.

Один самовластен в своих был владеньях,

Другой же в дому своём был умалён,

Свободен один был в поступках и мненьях,

Другой же в желаньях и мыслях стеснён.

Бояре себя величали рабами,

Взгляд царский для них был милее всего,

Трясли бородами и в пол били лбами,

И солнцем они величали его.

К тем, кто ниже их были строги и круты,

Завистливы к равным, богатством гордясь,

От пьянства с обжорством круглы и раздуты,

Пред высшей же силою падали в грязь.

Служивший стране бывал часто отвергнут,

Служивший царю был важнейшим лицом,

И доблесть с отвагой хирели и меркли,

Цвело лизоблюдство средь наших отцов.

Предателем русские Курбского звали,

Кто кровь проливал за страну, брал Казань,

А тот, кто страну не угробил едва ли,

Имел, чуть не равный Создателю, сан.

Страну свою рвал он клещами на дыбе,

Топил людей в Волхове, жёг на кострах,

Народ душегубу дал грозное имя,

Прославив и в песнях его, и в веках.

Быть может, в таких вот примерах истоки,

Не к Родине, рабской к владыкам любви,

Двусмысленны нам наших предков уроки,

Холуйство и в генах у нас, и в крови.

Народ властелин, нет, слуга подневольный,

Народ господин, нет, презренный холоп,

И мне до сих пор за народ этот больно,

Кто божьи заветы не чтя, крестит лоб.

Отличье кого в послушанье и в буйстве,

Кто вечно рожает, как будто в бреду,

Элиту, которой в усладу холуйство,

Нам всем на попрание и на беду.

И сердце не рвётся едва ль от надежды,

Что в людях достоинство всё ж оживёт,

И бъётся оно в ожиданье прилежном,

Что скоро изменится русский народ.

Что станет терпимей он и справедливей,

Морочить себя негодяям не даст,

Что в мире сверкнёт ещё русское имя,

Когда даже пыли не будет от нас.