Женщина открыла глаза, улыбнулась, сказала: «Сервус, папА!» – и снова уснула. Заглянул её сын. Попросил разрешения вкатить инвалидное кресло из комнаты ожидания. Вкатил, законопослушно направился к выходу, ожидать окончательного пробуждения матери после наркоза. Уже в его спину я спросил: «А что означает «сервус»? И почему "папА?"»
Спина замерла. Он обернулся ошеломлённый:
– «Сервус» – приветствие, принятое в нашей семье. А почему ты спросил?
– Это твоя мама сказала мне едва проснувшись.
– Мама? Сказала?! Господи, да она уже лет шестьдесят кроме жалоб ничего не произносит. Жалобы, стоны, вздохи, плач. Так и живём.
– Знаешь, она ведь мне улыбнулась.
– Улыбнулась?! – мой собеседник, пожилой мужчина, заплакал, – Я не видел улыбку мамы с детства. Война догнала её в пятидесятом, вскоре после моего рождения. Депрессия. Да ты ведь сам знаешь, если бы не эти ежемесячные процедуры электрошока, она бы уже прекратила есть совсем. Слушай, человек, пусти меня к ней, когда она отходит от наркоза. Я хочу видеть мамину улыбку .
– Придёте через месяц, напомнишь. А при чём тут "папА"?
– Белый халат.
– Не понял.
– Её отец, мой дед, был врачом в Будапеште. В сорок четвёртом всю семью отправили в Освенцим. Вышла оттуда только она одна. Видно, просыпаясь после наркоза, она думает, что ты, это её отец.
Через месяц я дождался её ровного дыхания, ритмичного биения монитора, скрыл под простынёй предплечье с торчащим из цифры «2» лагерного номера венозным катетером (бедняга анестезиолог не нашёл вену в других местах), снял кислородную маску, накинул на сына халат и оставил его возле койки, задёрнув шторку. Через несколько минут оттуда прошелестело: «Сервус, папА!»
Comments