Сергей Баев. Притворщик

Весна была в разгаре, тёплое солнышко согревало окоченевших за долгую зиму сибиряков, снег таял, как кусок масла на раскалённой сковородке, мы были молоды, сердце уже рвалось из груди, хотелось петь, пить, заниматься любовью и прощаться на раз.

Я учился в Университете на третьем курсе и, как в средней школе, вёл двойную жизнь, в том смысле, что числился примерным студентом, не пропускающим лекции, получал повышенную стипендию и являлся комсоргом группы, но это всё была показушная жизнь.

Настоящая жизнь начиналась в пятницу и заканчивалась в воскресенье вечером. В эти три дня мы отрывались по полной программе: весёлые попойки с друзьями отёчными, вечно страдающими с похмелья, с девчонками лёгкого поведения, не страдающими комплексами. Такой двойной жизнью, наверное, жила вся огромная страна Советов, особенно молодёжь. Как правило, человек считался на работе ударником социалистического труда, а дома на кухне - махровым диссидентом, или пьяницей и дебоширом.

Что делать, такая была жизнь. Коммунисты обманывали людей, вешая им лапшу на уши, а люди цинично врали, единодушно поддерживали линию Партии, делая вид, что усердно работают или прилежно учатся. Отдушину в этом вонючем застое многие находили в вине, некоторые - в сексе, а мы носили причёски "А ля Битлз", одевались как хиппи и тайком слушали Голос Америки.

Весной, в выходные дни, все стремились на природу, а мы выбрались на крутой берег Томи в Лагерный сад. Если, кто не знает, то довожу до вашего сведения, что Лагерный сад - это не парк с Зоной, а зона отдыха в центре города. Во время Великой Отечественной Войны на этом месте находился огромный военный палаточный лагерь, где формировались легендарные Сибирские дивизии. Война давно закончилась, на месте палаток выросли высокие сосны, берёзы и тополя, а название, как всегда, осталось.

Среди моих друзей не было ни одного студента, все - продвинутые работяги, читающие запрещённые книги, фарцовавшие пластинками и джинсами. Закупили, как всегда, батарею самого дешёвого Вермута, на закуску, по -обыкновению, - килька в томате, плавленные сырки местного Гормолзавода, ну и конечно хлеб.

В Лагерном саду полно праздно - гуляющего народа: бабушки под ручку с дедушками, мамы с детскими колясками, влюблённые парочки, ищущие уединения.

Как всегда, мы спустились по склону почти до реки, нашли более - менее ровное место, развели костёр и принялись веселиться. На пикник собралось человек десять, может быть, чуть больше, я точно не помню. Конечно, подтянулись и девчонки, лица которых стёрлись из памяти.

Носил я тогда красные, узкие вельветовые штаны, сильно расклешенные к низу, яркую жёлтую куртку и туфли на высоких каблуках. Другие одевались примерно также. Вот так, через вызывающий прикид, мы самовыражались и протестовали. Да, совсем забыл, обязательные атрибуты внешнего вида, в то время: волосы до плеч, как у Харрисона, круглые тёмные очки, как у Леннона и усы, как у Мулявина. Поэтому, молодые люди моего возраста ходили по Томску одинаковые.

Несмотря на то, что часы показывали около двух часов ночи, пикник у обочины приблизился к своему пику, опьянённый народ уже стал не управляем.

В этот момент мне приспичило сходить по нужде. Пробираясь по склону вдоль берега, я выискивая подходящее место. Этот участок начали понемногу благоустраивать, под ногами заскрипела галька, а внизу у воды были навалены большие острые камни. Между этими камнями и водой виднелась узкая полоса ровного берега. Место очень опасное; можно запросто оступиться на крутом берегу, улететь прямо на камни и сломать себе шею.

Не успел я подумать об опасности, как поскользнулся на мокрой гальке и быстро поехал вниз, сидя на пятой точке. Скорость скольжения увеличивалась, вероятность упасть на острые камни - тоже, а шансы на спасение уменьшались. Как - то в миг протрезвев, я стал тормозить каблуками, но этого оказалось не достаточно; ещё несколько секунд и я разобьюсь вдребезги.

Наверху виднелся костёр, пьяные силуэты моих друзей, а кругом - чёрная ночь и зловещая тишина.Почему я не кричал, скатываясь по круче? На этот вопрос у меня до сих пор нет вразумительного ответа. Внутренний голос шептал: "Доверься инстинкту, расслабься и не тормози каблуками". Наверное, в ту минуту это был самый правильный совет.

Я перестал активно тормозить и поехал ещё быстрее. На полной скорости врезался своими резиновыми каблуками в первый булыжник. Они, каким - то образом, съамортизировали, оторвались, а я перелетел острые камни и приземлился у самой воды. От удара потерял сознание, а может быть, от страха, но когда очнулся, на горизонте маячил розовый рассвет. Сколько времени я пролежал на берегу? Наверное, часа три - четыре.

Самое досадное, что меня никто не искал, "отряд не заметил потери бойца" и продолжал орать песни "Машины времени". "...Кто виноват, что ты устал, что не нашёл, чего так ждал. Всё потерял, что так искал, поднялся в небо и упал...", - пел нестройный хор хриплыми, пьяными голосами.

Поднявшись, наконец, на ноги, я осмотрелся: куртка - порвана в клочья, каблуки - отлетели, а у меня ни одной царапины. Густые, длинные волосы тоже сыграли свою роль-они спасли от повреждений голову, которая, между тем, немного кружилась; скорее всего, я получил небольшое сотрясение. Умывшись холодной водой из реки, я подмигнул розовой заре и взглянул вверх на крутой склон, с которого летел вниз. Только сейчас я ощутил весь ужас; дятел в голове выстукивал страшные слова: "Разбиться мог, - просто элементарно, как два пальца об асфальт". Как там в народе утверждают: "Бог оберегает пьяных и детей".

Может быть. Скорее всего, мне в который раз крупно повезло и я в очередной раз прошмыгнул по самому краю пропасти, чтобы прожить свои девяносто три года, как предсказала цыганка в детстве?