«Чтоб ты знал, моя мать была убеждённым членом компартии. И не рядовым», – сказал мне ни с того, ни с сего пожилой пациент – религиозный выходец из Румынии. Оказывается, там у него было светское детство, сдобренное коммунистическими догмами, что роднило его со мной и вызывало интерес к истории его матери – партийной активистки.
«Так вот, – продолжил он, – мать мне рассказывала как в один из дней еврейская девочка из бессарабского местечка обратилась истовой коммунисткой.
Это было в конце мая сорок пятого, когда освобождённые из концлагерей превратились в «перемещённые лица» и страны-победители стали тасовать их между собой в соответствии с зонами влияния. Так моя шестнадцатилетняя тридцатикилограммовая мама оказалась в Черновцах, где её и таких же доходяг подруг разместили в пятиэтажке общежития. В первый же день всех перемещённых призвали громкоговорителем на построение во дворе. «Акция, акция», – прокатилось среди человекотеней знакомое по гетто понятие. Все не сговариваясь поспешили на верхний пятый, в поисках спасительных закутков на этом дарящем ещё несколько минут свободы последнем этаже.
Снизу слышался грузный топот, а наверху продолжались отчаянные метания под безнадёжный рефрен: «Акция, акция».
Тут дверь на этаж отворилась и в коридор ступил советский офицер. Он показался всем гигантом, этаким каменным гостем. Вошёл, неумолимый как судьба, и все затихли. Не было смысла продолжать поиски схронов и спасительных уголков. Все поняли, что они как на ладони у этого строгого командира и концлагерное прошлое совсем не прошлое, а, в лучшем случае, будущее, если настоящим не будет смерть.
Офицер заговорил... И моя мать стала враз коммунисткой. Потому что в одночасье поверила – это самый правильный строй, раз при нём еврей может стать полковником, как этот офицер, обращающийся к ним на идиш.
Ну, не смешно ли?» – совсем невесело закончил он.
03 июля 2016 года
Comentários