Б. Турчинский
Морис Чернорудский: с этого момента - поподробней…
Фото из домашнего архива
В жизни у меня было и есть много друзей.
Но именно Морис Чернорудский оказался одним из тех людей, знакомство с
которыми обогатило всю мою жизнь.
«Марик, - как-то спросил я его, - ты помнишь наше знакомство?»
«А ты как думаешь? - Конечно, - ответил Марик, чем немного удивил меня. -
Я был на третьем курсе училища. Как-то увидел на крыльце нашего училища
новое приветливое и улыбающееся всем лицо. Подумал, или он «того», или
добродушный человек. Рад, что ошибся в первом! Вот с этого момента,
Борис, я и считаю, что началась наша дружба. Это была осень 1969 года».
Морис - музыкант большого дарования, его внутренний мир богат и
многогранен, что делает каждый его выход на сцену незабываемым для
слушателей.
Записывая это интервью, мы много говорили о музыке, жизни и культуре в
целом. Морис - интеллигентный, легкий и приятный в общении человек.
Наша беседа пролетела в одно мгновение и практически все, о чем мы
говорили, было очень интересно.
А еще добавлю: пока существуют такие люди как Морис, есть надежда
увидеть будущее культуры - и в этом наше счастье.
***
Б.Т.: - Морис, этот вопрос я задаю почти всем своим героям: твои первые
шаги в музыке?
М.Ч.: - Обучаться музыке я начал в тот день, когда мне исполнилось 5 лет.
Учитывая, что это было послевоенное время, дома я нередко занимался на
клетчатой клеенчатой скатерти, покрывавшей стол.
Тут, наверное, надо сделать небольшое отступление. Для пианистов, у
которых не было дома инструмента, существовал такой способ не выходить
из формы: заниматься на столе – точнее, на воображаемой клавиатуре…
Б.Т.: - Легко ли тебе давалась учеба? Ведь непросто заставить себя
заниматься в течение длительного времени - особенно, когда твои друзья
играют в футбол...
М.Ч.: - Учеба мне давалась легко. Знаешь, я серьезно занимался музыкой и в
то же время увлеченно играл в футбол, а в школе усиленно занимался
математикой. И то, и другое, и третье меня сильно притягивало.
***
Б.Т.: - Расскажи о своей учебе в Житомирском музыкальном училище…
М.Ч.: - Это было очередной ступенькой в музыку как профессию, и я был
готов к этому шагу. Так сложилось, что до поступления я в течение года
занимался с преподавателем из училища. Помню вопрос, который мне
задавал учитель: «Скажи мне, как ты это делаешь?» Этот вопрос немного
смущал, но одновременно придавал уверенности.
А ты помнишь наше желание создать эстрадный ансамбль? Это в дни нашей
юности было очень модно. Мы хотели играть не только академическую
музыку, но и попробовать что-то другое - «Битлз», «Роллинг стоунз»...
И такой ансамбль мы создали при Доме Офицеров (ты сумел с договориться
с его директором!). Так как органист со своим собственным инструментом
(«йоникой») у нас был, я взялся за бас-гитару…
Б.Т.: - Должен сказать, ничего удивительного в том, что ты заиграл на бас-
гитаре, не было: ты понемногу владел гитарой, кларнетом…
А еще я отлично помню, откуда та бас-гитара взялась! На все тогда был
дефицит. Но ты нашел человека, который из деки от негодного рояля
выпилил гитару… И она заиграла!
Мы давали концерты и играли на танцах. И даже зарабатывали деньги!
***
Немного о Житомирском музыкальном училище
Среди учащихся старших курсов были исполнители, по игре которых уже
тогда можно было определить, что это будущие известные музыканты. На
нашем, духовом, тоже были такие ребята. Володя Шиш - валторнист,
впоследствии профессор Московской консерватории, засл. арт. России,
Владислав Янковский – в будущем дирижер, концертмейстер группы
кларнетов Новосибирского симфонического оркестра, засл. арт. РФ, Павел
Герасимчук - будущий преподаватель института военных дирижеров, солист
оркестровой группы Ансамбля песни и пляски «Звезда».
Академконцерты Мориса (тогда Марка) Чернорудского приходили
послушать не только его друзья, но и студенты других отделов, а
преподаватели музыкальных школ города приводили своих учеников.
Житомир 1970 год. Слева направо - Б. Турчинский, А. Ческис, М. Чернорудский (фото из
домашнего архива)
***
Я беседую с Владимиром Зайцевым, пианистом, аранжировщиком,
шоуменом (США):
- Тот факт, что после девятого класса 44-й киевской школы я неожиданно
стал студентом Житомирского музыкального училища, было чистой
случайностью. Дело в том, что моя юношеская любовь к театру и особенно к
Киевской оперетте, в которой несколько лет работала моя мать, привела к
тому, что я участвовал в каждом кружке школьной самодеятельности,
увлекался фигурным катанием и мечтал о карьере актёра синтетического
жанра. Мои занятия фортепиано в этом списке находились, примерно, на 10
месте. К концу 9 класса стало ясно, что экзамены на аттестат зрелости я
просто завалю. По совету моего учителя ф-но, я подался поступать на заочное
отделение Житомирского музыкального училища. После вступительного
экзамена по специальности ко мне подошла выдающийся педагог И.Ф.
Очеретяная и заявила, что не позволит мне разгильдяйничать на заочном
отделении и берёт меня к себе на стационар. Так я оказался в классе
замечательной Ирины Феодосьевны, у которой в то время занимался
уникально талантливый пианист и многогранная личность, одарённый
неповторимым чувством юмора студент 4-го курса Марк Чернорудский.
Наше общение началось в этот его последний год в училище, продолжилось
вплоть до моего отъезда в Америку в 1975 году, а затем возобновилось
благодаря периодическим встречам в Америке и в Израиле.
Никогда не забуду его музицирования в полутёмном зале старого здания
училища, где Марик начинал с божественной ми-бемоль минорной
прелюдии Баха и постепенно переходил в свои уникальные импровизации,
используя по моей просьбе стили разных композиторов. В последующие
годы моей учёбы в училище я часто с радостью «наследовал» произведения,
пройденные Мариком с Ириной Феодосьевной.
Очень хорошо помню его выпускной концерт в Киевской консерватории, в
котором он блестяще исполнил ре-минорный концерт Моцарта и сонату
Листа.
Я всегда с теплотой и благодарностью думаю о Марке/Морисе
Чернорудском, знакомство с которым безусловно повлияло на
формирование моих творческих вкусов и стремлений. Дай ему Бог здоровья
и творческой энергии до 120 - на радость всем родным, друзьям и
почитателям…
***
Б.Т.: - Годы учебы в Киевской консерватории. Чем они ознаменовались для
тебя?
М.Ч.: - Я поступал в консерваторию в 1970 году. Программа при поступлении
была чрезвычайно трудная. Я сыграл Концерт №2 Рахманинова, 4-ю Балладу
Шопена и сложнейшую Ми-бемоль минорную Прелюдию и фугу из «Хорошо
темперированного клавира» Баха. Кроме того, это был год 100-летия Ленина,
и это повлияло на программу: в нее вошла «Аппассионата» Бетховена.
Меня пригласила стать ее студентом зав. кафедрой фортепиано профессор
Татьяна Петровна Кравченко.
Педагогическая позиция Татьяны Петровны характеризовалась двумя
ключевыми фразами. Причем, фразы с первого взгляда были
взаимоисключающими: «Я беру не в ученики – я беру в дети» и «Мой класс –
джунгли: выживает сильнейший». Я не буду глубоко пускаться в
семантический разбор слов моего Учителя – скажу только, что обстановка
любящей семьи, обогащенная высокими профессиональными
требованиями, – это здорово.
И, конечно, я не могу умолчать о том, что Т.П. Кравченко была студенткой
Льва Оборина, а Л. Оборин, как известно, учился у К. Игумнова. Таким
образом, в профессии я – «внук» и «правнук» двух великих пианистов.
Б.Т.: - В 1974 году ты стал лауреатом Республиканского конкурса им. Н.
Лысенко…
М.Ч.: - Да, это знаменательный эпизод моей жизни. Я играл очень сложную
программу. Исполнение сонаты ля-минор В.А. Моцарта – уникального и
сложного произведения – сразу выдвинуло меня на первые позиции. Без
ложной скромности скажу, что приходилось слышать нестандартные
комплименты вроде: «Моцарта сегодня так никто не играет. Мое удивление
и поздравления».
Пьеса И. Шамо «Танец пастухов» принесла мне приз «За лучшее исполнение
произведения украинского композитора».
В финале конкурса я играл концерт для фортепиано с оркестром А. Кос-
Анатольского.
Конкурс принес мне право на красную строку в концертных афишах (это было
почетно).
***
Б.Т.: - Твоя репатриация в 1989 году. Что изменилось в твоей жизни? Было ли
это сплошным позитивом?
М.Ч.: - Словосочетание "сплошной позитив" я в своей жизни не употребляю.
Ведь известно, что любая эмиграция – очень сложный процесс.
Изменения? - Несомненно. Изменилось многое. Прежде всего в моем кругу
появились новые люди. Очень часто именно они подталкивали меня к новым
взглядам на интерпретацию. Я стал менее «агрессивен».
И еще. Создав с израильскими музыкантами Элиягу Шульман (скрипка) и
Дуду Сэлла (виолончель) фортепианное трио «Адам», я стал очень много
ездить. Мы объездили, практически, весь мир, играли на престижных
фестивалях, делали много записей.
Б.Т.: - С этого места, пожалуйста, поподробнее…
М.Ч.: - Да, было немало встреч - и интересных, и приятных, и необычных.
Вспоминаю эпизод на фестивале камерной музыки в Праге. По окончании
нашего выступления в артистическую входит неизвестный мужчина,
представляется: «Профессор Джульярдской школы, Нью-Йорк». Обращаясь
ко мне, говорит: «В соль-мажорном трио Бетховена вы с легкостью
добиваетесь того, к чему я стремлюсь всю мою музыкальную жизнь. Браво,
маэстро!» Виолончелист, услышав эти слова, сказал: «Я уже привык к
комплиментам, которые ты получаешь, но такой комплимент от профессора
фортепиано дорогого стоит».
***
Тут я должен прервать Мориса и рассказать еще об одном примечательном
моменте его творческой жизни.
Профессиональным израильским музыкантам хорошо знакомо имя Ханох
Рон. Это имя музыкального критика, чьего мнения исполнители всегда ждали
с замиранием сердца. Все знали, что этот автор в своей рецензии выскажется
без оглядки на авторитеты, традиции или какие-то отношения… Вот
некоторые заголовки статей о концертах Мориса: «Родилась новая звезда»,
«Он играет, как будто у него 100 пальцев»…
***
Морис Чернорудский продолжает:
- Вспоминаются и случаи совсем другого характера. Готовимся к
выступлению в г. Сан-Паоло (Бразилия). Мы приехали заранее: проверить
акустику. Огромный зал на 3 тысячи мест. Мне предложили выбрать один из
трех роялей, стоявших на сцене. В какой-то момент в зале появились 5-6
человек, которые направились прямо к нам со словами: «У нас нет
возможности обеспечить безопасность всего зала. Мы берем на себя первые
7 рядов. Но если начнется стрельба, вы (показали на меня) прыгаете под этот
рояль, а вы (скрипач) быстро перемещаетесь за кулисы».
Концерт прошел великолепно, был полный зал и бурные аплодисменты.
Были также страны, где работники израильского посольства встречали нас у
трапа самолета такими словами: «Мы рекомендуем глубоко спрятать все, на
чем есть израильская символика». Помню, что мы были поражены такими
словами в Париже, во Франкфурте-на-Майне.
Когда, возвращаясь из любой страны, поднимаешься по трапу самолета и
слышишь от стюардессы: "Шалом", - моментально приходит ощущение: "Все,
я дома".
А еще я выступал в Государственном Университете Индианы в
Индианаполисе (США). Руководство факультета искусств обратилось ко мне с
просьбой провести мастер-класс.
… Захожу в огромную аудиторию. Сцена. Рояль. Все как положено. Вокруг
рояля на стульях сидят студенты, 8-10 человек. Обращаюсь к ним с вопросом,
над каким произведением они хотели бы со мной поработать. Слышу ответ:
Сергей Прокофьев, Соната №6. Я немного опешил. Дело в том, что все
студенты были либо японцы, либо корейцы. Как тут подступиться к
Прокофьеву? Как объяснить (ну хорошо – дать почувствовать)), что одна из
тем сонаты в среде пианистов русской школы негласно называется "Пожар в
публичном доме"?
Но опасения мои оказались напрасными – студенты были прекрасно
подготовлены, мы плодотворно поработали.
После продолжительного турне, уже в Израиле меня ожидало письмо:
«Уважаемый профессор, примите мои извинения, что не мог присутствовать
на вашем мастер-классе с моими студентами, был в это время в Китае. Хочу
выразить вам огромную благодарность. Прошел почти месяц, а студенты до
сих пор под впечатлением».
Б.Т.: - Твои концертные выступления. Какие из них были самыми
запоминающимися?
Еще в Советском Союзе мне пришлось выступить перед заключенными в
каком-то сибирском лагере. По команде присутствовавшего майора зал
битком заполнился зэками. Видя некоторую растерянность на наших лицах (я
был в составе фортепианного трио), майор сказал: «Что-что, но порядок в
зале я гарантирую». В программе - Трио №2 Шостаковича. Все, о чем я сейчас
говорю, я видел своими глазами и потом неоднократно пересказывал своим
ученикам как пример воздействия гениальной музыки на самые
неподготовленные души. В финале трио зэки плакали.
А вот в 2015 году в Киеве, после моего выступления с Украинским
заслуженным национальным симфоническим оркестром под управлением
американского дирижера Филиппа Гринберга, ко мне подошли два китайца:
«Мы хотим у вас учиться», - сказали они. Пришлось ответить: «Очень
приятно, но я живу в Тель-Авиве».
***
… С Украиной связаны и другие творческие события в жизни моего друга.
Журнал «Житомир»:
«20 марта 2015 года в филармонии города Житомира состоялся
праздничный концерт украинских и зарубежных исполнителей,
посвященный 100-летию со дня рождения великого советского пианиста
Святослава Рихтера. Встречи с классической музыкой публика ожидала с
особым интересом – ведь должен был выступить Национальный
заслуженный академический симфонический оркестр Украины во главе с
художественным руководителем и главным дирижером – народным
артистом Украины Владимиром Сиренко вместе с солистом Морисом
Чернорудским из Израиля, хорошо известным музыкальному Житомиру как
яркий исполнитель фортепианных произведений, выпускник, а позже
преподаватель Житомирского музыкального училища. Все, кто знает и
помнит его, с большим радушием встретили его выступление.
Морис сумел ярко передать присущие минорным опусам В.А. Моцарта
незаурядный драматизм в сочетании с тревожным волнением, до последней
ноты искусно удержав в напряжении оркестр и публику».
А в сентябре 2016 года в Киеве был реализован проект по увековечению
памяти жертв Бабьего Яра (отмечалась 75-я годовщина трагедии). Прошли
два мероприятия: у памятника жертвам Бабьего Яра известный израильский
актер Алекс Анский на иврите читал поэму Е. Евтушенко «Бабий Яр», а в
Колонном зале Национальной филармонии состоялся мемориальный
вечер, в программу которого входил фортепианный концерт выдающегося
украинского композитора Мирослава Скорика в исполнении Мориса
Чернорудского и Национального симфонического оркестра Украины под
управлением Владимира Сиренко.
Проект был международным. При поддержке Посольства Государства
Израиль его инициаторами и организаторами были израильская ассоциация
«Знание» под руководством Жанны Тверски, продюсер Наум Слуцкер и
генеральный директор Национального симфонического оркестра Украины
Александр Горностай.
На фото: Мирослав Скорик и Морис Чернорудский, дирижер Владимир Сиренко (фотограф Ю.
Прияцелюк)
Дирижер, нар. арт. Украины Владимир Сиренко:
«С радостью и приятностью вспоминаем чудесные мгновения
сотрудничества: ведь Морис прекрасно владеет богатейшей звуковой
палитрой и совершенной техникой. А отдельно запомнились
многочисленные реплики пианиста, подзаправленные естественным
незаурядным вкусным чувством юмора».
Продолжают музыкальные критики:
«Что касается исполнения М. Чернорудским фортепианного концерта №3
Мирослава Скорика, присутствующий на репетиции автор искренне проникся
исполнением произведения, одобрив новейшую версию интерпретации
концерта. На концерте публика длительными овациями восторженно
приветствовала автора, солиста, дирижера и оркестр».
***
Б.Т.: - Как ты считаешь, возможно ли воспитать думающую публику?
М.Ч.: - Да. Сложно, но возможно. Нужна кропотливая воспитательная работа
с ранних лет, которая включала бы в себя минимальное ознакомление с
материалом, который будет исполнен.
Б.Т.: - Морис, как ты относишься к современной музыке для фортепиано?
Есть ли сейчас выдающиеся имена?
- Появление ярких имен – процесс непрерывный. Это было и будет во все
времена. К современной музыке я отношусь положительно, периодически
включаю ее в свои программы. Перед очередной поездкой в Латинскую
Америку (в Гондурас) по нашей просьбе израильский композитор Авнер
Дорман написал современную пьесу, включающую элементы классики,
джаза и рока.
Б.Т.: - Из пока еще не сыгранных произведений, что бы ты хотел исполнить в
будущем?
Бетховен. Тройной концерт для рояля, скрипки и виолончели с
симфоническим оркестром. Кстати, он был заказан нам для исполнения в г.
Монтевидео (Уругвай), но это не состоялось, и играли мы, в итоге, трио
Равеля (в присутствии президента Уругвая).
Б.Т.: - Дома ты играешь в кругу семьи?
М.Ч.: - Да, я играю в кругу семьи.
Фото из домашнего архива
Б.Т.: - Расскажи нам о своей супруге Жанне. Знаю, что она всегда
поддерживает все твои начинания и проекты. Можно сказать, она твой
верный друг и Муза!
М.Ч.: - Борис, все, что ты сказал о Жанне, - правда.
Благодаря ее блистательным способностям организатора складывается моя
творческая карьера.
***
Анатолий Коган, флейтист, концертный исполнитель, музыкальный
педагог:
«Рождение творческих союзов происходит в самых неожиданных ситуациях.
Наше знакомство с пианистом Чернорудским, носящим сейчас загадочное
для начала 70-х годов в Киеве имя Морис, произошло в селе Змеевка, куда
отправили студентов Киевской консерватории собирать хмель, - видимо
исходя из народной мудрости «любишь пить - люби и хмель собирать».
В дальнейшем была совместная учеба, звания лауреатов Национальных
конкурсов и продолжение встреч и музицирования в Израиле. Как мне
видится и слышится, Морис воспринимает и передает информацию в своем
оригинальном преломлении. Он обращает внимание на детали, чувствует
полутона и по-детски этому радуется. Есть художники гигантских полотен и
куполов, а есть мастера миниатюры - к таким относится мой друг
Чернорудский. Его интересно слушать, а это главное в искусстве!»
А я добавлю: не только в искусстве, но и в жизни, и в дружбе.
Comments