Лидия Заяц - (1921 - 2019)
Биография:
Родилась в Днепропетровске. По профессии врач и литератор.
Закончила Днепропетровский медицинский институт и литературный институт имени А.М. Горького. Публиковалась с 1941 года в газетах и журналах Украины, России, Сибири и Кавказа. Участник Великой
Отечественной войны. Пошла добровольцем в госпиталь после третьего курса медицинского института. Ещё четверть века проработала в военном госпитале, уже после окончания мединститута.
Закончила и Литературный институт им. А.М. Горького (класс Льва Кассиля). Еще до войны Лидия занималась в литературной студии для подростков, которую вел Корней Иванович Чуковский, он ей и дал литературную путевку в жизнь. Но путь был долгий и непростой. Война, работа в военном госпитале. "Я помню, как в наш военно-полевой госпиталь привозили ночью по пять эшелонов раненых из Севастополя. Это был какой-то кромешный ад."
В Израиле с 1994 года. Публиковалась в газетах, альманахах и журналах Израиля. Издала 3 книжки для детей и 3 для взрослых, из них 2 в Израиле.
Член союза русскоязычных писателей Израиля.
За вклад в литературу о Второй Мировой войне удостоилась звания "Лауреат премии имени Виктора Некрасова".
Жила Гиватаеме.
* * *
Всё в этой жизни суетно и зыбко,
Но если, как спасительная нить,
Кому-нибудь нужна моя улыбка,
То это тоже повод, чтобы жить.
* * *
Я отдала и ненависти дань,
И дань любви, и дань многотерпенью,
А что осталось? – призрачная грань
Меж гибелью и недоразумением.
Удушье чую от засилья слов:
«Не надо всуе вспоминать о Боге», -
Когда, как зрелый плод, упасть готов
Весь род людской нечистому под ноги.
Быть может, богохульствую я зря
И уповать на Бога всё - же надо,
Но жить, негодованием горя,
И требовать за праведность награду?!
Не лучше ли самим судить себя
Таким судом, каким других мы судим
И помнить, негодуя и любя,
Что люди мы, и рядом с нами – люди?!
И если это знание придёт
И общие усилья не напрасны, –
Быть может самый лютый зверь поймёт,
Что зверем будь, а лютым быть опасно.
Котелок
Живем солидно: есть набор кастрюль - Лазурные от мала до велика. Стоят на полке чинно, как патруль, Подставив грудь игриво солнца бликам. А среди них - солдатский котелок. Ему, как видно, здесь стоять неловко: Помят его видавший виды бок, Следы осколков, как татуировка. В огне боев он был с отцом всегда И вместе с ним прошел дорог немало. На нем, как орден, выжжена звезда, Под ней - отцовские инициалы. Когда отец принес его с войны, Он нам служил единственной посудой: В нем суп варили и пекли блины, Над ним дышали паром от простуды… Теперь у нас - обилие кастрюль, Нашествие сияющей лазури. И глядя в эту ясную лазурь, Не думаешь о мир потрясшей буре. Об этом помнит отслуживший срок Солдатский почерневший котелок.
Солдатам ЦАХАЛа
Цейлоны* расцвели в аллеях Тель-Авива
И мир сиренев стал, и город не узнать!
Соцветия плывут в безветрии ленивом,
Роняя на сердца покоя благодать.
А за углом – война. В огонь идут солдаты:
То наши сыновья и дочери идут.
И, словно осудив, молчание набата,
Цейлоны им во след неистово цветут.
*Цейлоны – народное название дерева якаранга.
Осень в Тель-Авиве.
А в Тель-Авиве осенью весна.
Нет – не красна, - зелёно-золотистая!
А небо – ярко-синее и чистое, -
Пронизанная солнцем глубина.
И от жары от летней очумевшие,
Пришли в себя деревья и цветы.
В садах, в лесах приободрились лешие,
Русалки в водах серебрят хвосты.
А куст алое – верный страж у дома,
Целитель наш и добрый наш сосед,
Колючей, ржавой проволоки комом,
Глядевший грустно летом нам вослед,
Зазеленел вдруг ярко и счастливо -
В колючках мягких, - сочный и густой, -
Чтоб любовались древние оливы
Его задорной, свежей красотой.
***
На малом пятачке ульпана
Для единенья собрались,
Послав своих детей, все страны.
Все страны! Только оглянись:
Нет, нет, не все здесь - иудеи;
Нет, нет, не все здесь – бедняки!
Ради единственной идеи
И всем наветам вопреки,
Сюда всё едут, едут люди
Из бедных и богатых стран
И этой лавы не остудит
Ни свой, ни пришлый великан.
Что за волшебная нирвана
Влечёт туристов и олим
На край земли обетованный
И в храм её – Ерусалим!
Чудаки
Они встречались в жизни изначально.
Встречаются нередко и сейчас.
Но их судьба, порой, необычайна.
Не то, что у умеренных, у нас.
Уверенных, незнаек и всезнаек,
По ветру распускающих хвосты,
Согласных не «завинчиванье гаек», -
Доверчивых, послушных и простых.
Но чудаки, - бедны или богаты, -
Они всегда к событиям чутки:
Когда война, - они идут в солдаты
Дозволенным отсрочкам вопреки.
В труде они жалуют подачки
Под лозунгом мифических побед.
И мне смешно, когда в толпе: «Чудачка»
С шипением бросают мне вослед.
***
Мои друзья последнего призыва,
Пока мы вместе, я ещё жива.
А вы в строю, и значит тоже живы
Пока светла от мыслей голова.
Мы выжили в безумия эпоху,
Но в завершенье нашего пути
Обязаны не дать словам заглохнуть
И правду до потомков донести.
Морская прогулка
Тронутые пламенем заката,
Пепельные волны за бортом.
Все спешат, торопятся куда-то,
Исчезая в сумраке густом.
Ещё светел над каймою алой
Гаснущий за морем небосклон.
Чайки крылья чёрные устало
Распластали над кострами волн.
Там – в салоне музыка и танцы.
Кто-то жадно ловит чей-то взгляд.
Пожилые, словно чужестранцы,
Внешне безразличные, сидят.