Израиль – страна писателей. Во многих городах существуют литературные объединения, издаются альманахи и журналы. Репатрианты из стран бывшего СССР – люди, как правило, образованные, начитанные, многие здесь берутся за перо впервые. Кто-то остается волком-одиночкой и, как на прежней родине, пишет «в стол» с перспективой на вечность, кто-то издает в год по две, а то и по три книги, раздаривает их знакомым, так что им уже и Толстого некуда поставить.
Многих авторов объединяет членство в Союзе русскоязычных писателей Израиля (СРПИ). И я точно знаю, что есть у нас целая, как говорилось в советских учебниках русской литературы, плеяда замечательных литераторов-профессионалов, пишущих по-русски, чьи книги наполнены и мудростью, и высоким художественным мастерством.
О том, что это за явление – русскоязычный писатель, как ему живется, чем он радует читателей и чем – себя, говорим с доктором Леонидом Финкелем, председателем СРПИ.
– Леонид Наумович, в последнее время я заметил хорошие перемены в деятельности Союза русскоязычных писателей Израиля. Например, начался выпуск коллективных сборников. Я видел сборники поэзии, прозы, юмора – есть что почитать, в них вложен большой труд и полиграфический вкус. Появился новый сайт СРПИ, и он активно обновляется. Прошел обмен членских билетов. Теперь они больше напоминают дипломы, а не «бейджики» участников отраслевого семинара, как это было прежде. Можно ли говорить, что деятельность Союза русскоязычных писателей Израиля выходит на новый уровень? Хотя, наверное, до уровня Союза писателей СССР ему еще далековато?
– Очень рад, что вы заметили наши перемены. Но что касается Союза писателей образца Советского Союза, то надо бы расстаться с представлением о нем как об уровне, на который надо равняться. В тот Союз принимали – точно давали княжеское звание.
Конечно, профессия писателя в Советском Союзе была престижной. И мы приехали в Израиль, переполненные этим прошлым. А его нужно было как-то пережить и изжить.
Эмиграция, даже если она называется репатриацией, для писателя – своеобразная клетка. Шолом-Алейхема родил не Союз писателей, а Егупец,
Бабеля – Одесса, Молдаванка, Окуджаву – Арбат. И совершенно непонятно, что может родить промзона Ашкелона или Южного Тель-Авива. Глаз репатрианта наблюдает поверхность, ничего не зная о том, что под ней. Но у нас была своя неразменная валюта – литературный язык…
В нашей национальной библиотеке хранятся сотни и сотни книг, написанные за это время. Я думаю: о том, как живёт новый репатриант, надо бы узнавать не из жалоб в муниципалитет, а из литературы. Это мировой опыт…
Писатель может писать только о том, что знает досконально… Между тем, когда мы были на ярмарке в Москве (исключительно за собственный счёт, Союз русскоязычных писателей вообще не получает от государства ни агоры и не сидит на шее у воюющей страны), наш павильон посетили все – от Жириновского с Зюгановым до Виталия Коротича. И все удивлялись, что в Израиле выходят книги на русском языке и что первую книгу автора Министерство абсорбции даже оплачивает! Но ни Министерство иностранных дел, ни Сохнут, ни другие общественные организации словно и не заметили того нашего успеха.
В свое время с языком идиш в Израиле боролись не на шутку. То была настоящая война. И Израиль вышел победителем. С русской литературой не воюют, ее просто замалчивают. В прошлом году даже на 9 телеканале не было литераторов в списке лауреатов. Не увидите вы их на этом канале ни в будни, ни в праздники.
Новая КАН-РЕКА оказалась для писателей злой мачехой. Раньше ежемесячно были две литературные (часовые) передачи. Сегодня дать объявление о литературном вечере (вход свободный) или об издании новой, интересной широкому читателю книги практически невозможно. В основном пропагандируются заезжие из дальних стран солисты и коллективы. В магазинах – московские книги. Интересно, что сказали бы наши фермеры, если бы им изо дня
в день возили апельсины из Марокко?
Нет, не случайно Дина Рубина, одна из самых известных современных писателей не только на российском пространстве, в одной из телевизионных программ сказала: «Писателю, который пишет на русском языке в Израиле, нет места» – а это ведь не её случай! И не мой, хотя я с ней согласен! Но, скажем, пьесы драматурга Семёна Злотникова ставятся во всём мире – от Южной Кореи до Польши. Нет их только в Израиле.
Да, писатель-репатриант хранит верность еще одному своему отечеству, которое называется – язык…
– Наверное, я не первый, кому вы это говорите?
– Я не жалуюсь на положение русской литературы в Израиле. И на положение писателя, пишущего на русском языке, тоже. Как человек, долгое время стоящий у руля этой организации, я такой период – жалоб, переписки и прочего – уже прошёл. Отсутствие помещения, государственной помощи, элементарного внимания – это всего лишь цена за ту плату, что мы пишем на родном языке. И то, что мы пишем именно на русском языке, многих из нас выручило из беды, пришло на помощь в один из самых переломных моментов нашей жизни. Помогло осмыслить наше состояние, наши планы, нашу перспективу.
Человеку вообще надо высказаться, выговориться. Даже не для того, чтобы выставить себя напоказ. Даже не ради известности. Высказаться по поводу той или иной злободневности. Чаще всего человек пишет, повинуясь потребности выразить себя. Написать свою маленькую Библию… И разве не назвал Генрих Гейне Библию портативным отечеством вечно скитающегося народа?
В этом смысле репатриация – это большая удача. Человеку важно осмыслить себя до нее и в ней, выразить это осмысление в словах. Есть такая потребность у литературно мыслящего человека. И это при том, что литература вытеснена на обочину в массовом телевизионном обществе…
Кто-то волей или неволей ищет для себя то, что когда-то называлось
«башней из слоновой кости». Сегодня на ней чаще всего написано: «Сдаётся на съём». Как-то зашёл в «Бейт Черняховски» («Дом писателя»), из которого нас в своё время выставили – слишком высока была арендная плата. И вдруг увидел, что даже Шауля Черняховского, одного из классиков ивритской литературы, из его музейной комнаты вытеснили в коридор, а комнату отдали на съём! Кстати, в архиве там хранятся подписные листы – это наши прабабушки и прадедушки посылали деньги на создание Союза писателей в Эрец-Исраэль. Адреса отправителей этих подписных листов – города Украины, России, Прибалтики, копия одного из них – из белорусского села Кабаново – хранится у меня . Шёл 1903 год – не лучшее время для евреев – а они думали о нашем будущем.
Что же всё-таки стряслось с идеалами?..
– Писательство – труд уединённый, зачастую потаённый, весьма нелёгкий и… не всегда востребованный. Тем не менее, вы объединяете русскоязычных литераторов Израиля в единую организацию. Для чего? Какие преимущества она им даёт?
– Членство в СРПИ исключительно добровольное. В организации нет ни одной штатной единицы, вся работа ведётся на общественных началах. То есть у нас нет функционеров. Нет даже непременно необходимого аппарата для организационной деятельности.
Все справочники СРПИ, начиная с 90-х годов, были составлены мною, и я вижу, как изменился его состав. Это естественно. Даже способные люди только недавно начали писать. Они зачастую мало что знают о том, как делается книга, как издаётся, какова роль редактора, корректора. Они хотели бы учиться, слушать опытных коллег, участвовать в выставках, конференциях, фестивалях, где проводятся семинары, выходят альманахи, журналы. Такие журналы сегодня регулярно выходят в Ашкелоне, Ашдоде, Хайфе, Ришоне, эпизодически в других регионах. Хотя, увы, мы делаем не столько, сколько хотим, а столько, сколько можем… А что-то удается. Вот, например, музей А.С. Пушкина в Ашкелоне создали – первый и единственный в Израиле.
Я жду, что в правительстве, в конце концов, окажутся люди, которые будут заинтересованы в поддержке писательского труда и помогут нам с фестивалями, журналами, путевками на семинары, премиями, изданиями. Для правительства это деньги не просто малые, а очень малые… Цивилизованные страны имеют свои представительства в международном ПЕН-клубе. У нас он почему-то распался. Это не дело случая, даже не вопрос удачного или неудачного председателя. Мне кажется, что политика у нас убивает художника.
– Многие авторы после репатриации получили экономические и технические возможности выпустить в свет собственные книги, что было неосуществимо в стране исхода. Но тут возникла другая проблема: как реализовать выпущенные книги? Может ли СРПИ помочь им в этом?
– У нас не так много возможностей. Читатель вообще покупает книги всё реже и реже. Во-первых, многое можно найти в Интернете. Во-вторых, у возрастной читающей публики в их крохотных, чаще всего съёмных квартирах просто нет места. Библиотеки покупают женские романы, детективы, книги по астрологии. Мы библиотекам дарим книги наших авторов. Лучше всего предлагать новую книгу на собственном творческом вечере. Худо-бедно это получается. Но не сравнима цена книги из рук автора и в магазинах. Последние либо завышают цены в два раза, либо отказывают в приёме, поскольку автор им ещё не известен. Здесь заколдованный круг.
– Не замечаете ли вы такой тенденции: русскоязычные авторы покидают СНГ интенсивнее читателей? При утечке из страны мозгов литераторы мигрируют в первых рядах. Писатели уезжают, читатели остаются. Но писатель немыслим без читателей. Как, по-вашему, вернутся ли своими книгами израильские русскоязычные авторы в страны исхода? Заметно ли присутствие израильских писателей на сегодняшнем российском книжном рынке?
– Знаете, некоторые репатрианты-писатели даже звонили мне из аэропорта прежде, чем получили корзину абсорбции. Вообще я должен сказать, что для писателей, в особенности пожилых, телефон СРПИ – единственный телефон доверия. Некоторым необходимо просто поговорить.
А Россия, на мой взгляд, начинает всё активнее привлекать русскоязычных авторов Израиля. В особенности заинтересованы областные издательства Урала, Сибири, Дальнего Востока.
– Современная литература всё активнее смещается в виртуальное пространство. Как Вы относитесь к этой тенденции? Есть ли среди членов вашей организации удачливые блогеры, собирающие множество читателей и комментаторов? Как полагаете, сравнимы ли публикации на бумаге и в Интернете по значительности и успешности?
– Что же, смещение литературы в виртуальное пространство я воспринимаю как реальность и понимаю, что этот процесс принесёт нам ещё много даров и много печали. К последним я отношу несовершенство авторского права. Одну из своих книг я нашёл в переводе на английский язык и так и не смог сообразить, как определить виновников этой кражи. Особенно удачных блогеров не знаю. Видимо, мне просто не повезло. Для себя я ещё не определил значимость этой новой профессии. Конечно, публикации в Интернете читают куда больше людей. Не уверен, что именно это определяет значимость авторского текста.
– Книги каких современных авторов произвели на вас в последние годы наибольшее впечатление?
– Это как раз не художественная литература. На меня произвел хорошее впечатление двухтомник Юваля Ноя Харари «Краткая история человечества» и «Краткая история будущего», далее – книга Льва Данилькина «Ленин» («Пантократор солнечных пылинок»), новая книга поэта, эссеиста, историка литературы, а также моего друга Вадима Перельмутера «Записки без комментариев», его же книга стихов и выбор стихотворений из Вяземского. Часто перечитываю эссеистику Майи Каганской, очень ценю её «Еврейские сны. Сон первый. Подол». Ещё бы назвал книгу Лёли Кантор-Казовской «Гробман», посвящённую исследованию творчества художника и поэта Михаила Гробмана. И, конечно, книги моих друзей – поэта Аллы Айзеншарф (вечная ей память), Евгении Босиной, Светланы Аксеновой, Александра Каневского, Аркадия Крумера, Любови Хазан. Иногда мне кажется, что я уже прочёл всё, что мне нужно… Но это пока новый день не начался… Пока не зашёл в книжный магазин. Читаю много специальной литературы о Пушкине…
– Встречались ли вам авторы, для которых их фамилия, напечатанная над текстом, гораздо важнее того, о чём говорится в самом тексте?
– К сожалению, сколько угодно. Но говорить о них – значит ступать на минное поле. Такие авторы не нуждаются в редакторе, в критике… Они страдают звёздной болезнью. И стараются всех учить… И никто из них не задает себе вопрос: разве я Бог? А вдруг я не тому научу? Иногда мне кажется, что и у молодёжи сменился вектор: их творчество уже не про самовыражение, а про самопродвижение…
Но недавно встретился с другой стороной проблемы. Один журналист
с прямотой римлянина сказал, что писателем может называть себя только тот, кто получает за свою работу деньги. Я бы тоже сказал, что лучшие книги для автора – те, за которые он получал деньги.
Однако вся история мировой литературы говорит о том, что очень хорошим писателям в разные времена за книги не платили денег. В древнем Риме, например, платили гонорар только переписчикам. В театр Шекспира «Глобус» засылали двух-трёх слухачей, они заучивали пьесу на память, и их хозяева выдавали ее за свою. Перечень замечательных писателей, которым не платили гонорара, огромен.
И сегодня издательства печатают стихи в основном по госзаказам, грубо говоря, чтобы показать, что и «поэзия выходит». А настоящих поэтов и в Израиле немало. У нас это и Светлана Аксенова, и Евгения Босина, и Юрий Лейдерман, и Вадим Халупович, и Елена Аксельрод, и Лорина Дымова… И ещё десяток назову…
– Кого из современных писателей вы считаете мастером изящной словесности?
– Прежде всего Григория Кановича и Дину Рубину.
– На вашем персональном сайте сказано, что первая ваша книга вышла в 1979 году, пролежав в издательстве почти десять лет. Стало быть, вы уже почти полвека работаете в литературе. Изменилась ли она за это время, если да, то как? Появились ли новые жанры, новые кумиры, новые направления литературного процесса?
– Хорошее остаётся по-прежнему хорошим, плохое – плохим. Роман переместился куда-то на телевизионный экран и стал серийным. Здесь часты неудачи. Иногда это чисто коммерческая новеллизация. Двинулся далеко вперёд мой любимый жанр эссеистики. Только что прочёл замечательную книгу эссе Бориса Хазанова «Оправдание литературы» («Этюды о писателях»). Очень люблю эссе, переходящее в рассказ. На мой взгляд, резко упал жанр рассказа. Найти хороший рассказ для нашего журнала «Бульвар Ротшильда» – большая проблема. Прежде всего потому, что журналы не платят гонорар. Ещё больше снизилась роль поэзии – издательства почти не печатают поэтические книги современных поэтов. Ушла из жизни поэма. Зато возросла роль книг, связанных с историей, в моде мемуарная литература. Вообще, мне кажется, документальный жанр, нон-фикшн, выходит на первое место. Документ, факт становится определяющим в литературе. Это, конечно, субъективное мнение, но это мнение читателя, который очень внимательно следит за новинками…
– Что еще радует вас в современном литературном процессе? Какие веяния, какие тенденции кажутся вам обнадёживающими, позитивными, перспективными?
– Радует многообразие жанров, огромное количество изданных книг (и их качество), большая демократичность и открытость самого литературного процесса, полиграфическая изобретательность издательств, а огорчает неподъёмная цена на книги.
– А что особенно огорчает вас в литературе? Что вы полагаете неприемлемым? Что должно отмереть?
– Огорчает отсутствие литературных текстов, которые читают все, о которых спорят, которые как-то прокладывают новые направления и идеи.
А ведь было. Когда в журнале «Москва» появился роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», нельзя было достать ни одного номера. Читала страна! Событием были романы Юрия Трифонова, Анатолия Рыбакова, Чингиза Айтматова, Григория Бакланова, Виктора Астафьева, Александра Солженицына… Сегодня ничего такого нет…
Огорчает неизбежный процесс ухода бумажной книги. Всю жизнь меня сопровождает фраза умирающего Пушкина, обращенная к книгам: «Прощайте, друзья мои!»
Как-то довелось быть на столетии Нью-Йоркской национальной библиотеки, где была грандиозная выставка истории книги – от глиняных табличек и папирусов до электронных книг. Техника неизбежно меняет саму манеру письма. Ныне лайки заменяют критику. Провинциализм, категоричность, агрессивность, а иногда и откровенное хамство в Интернете убивает авторитеты.
Меня огорчает погоня за липовыми лауреатскими дипломами, смешными наградами. Вот читаю в одном дипломе: «За крупный вклад в российскую литературу», и мне смешно. Это о ком – о Пушкине, Лермонтове, Толстом, Достоевском, Чехове, Гончарове?!.. А как оценить вклад Бабеля, Платонова, Олеши, Замятина, Сигизмунда Кржижановского, восемь томов которого говорят о том, что Россия могла иметь своего Кафку?
Развелось много культурологических организаций, которые с коммерческой целью используют даже не амбиции, а тщеславие авторов. И делают это мастерски! Не считаю, что израильский литератор непременно должен состоять одновременно во всех писательских организациях Москвы, России, Испании, Турции, Германии и т.д.
Вообще настоящая беда – отсутствие критики. Книги выходят, а литературного процесса не видно…
Моя мечта – чтобы наши альманахи и в особенности журнал «Бульвар Ротшильда» пользовались популярностью. Журнал – это орган эстетического сопротивления, орган экзистенциональной защиты от ужаса, скуки и безобразия реальности.
Что должно отмереть? Неподъёмная цена на книги. Я бы возобновил проект Иосифа Бродского: чтобы в каждом магазине, будь то суперфарм или оптика, лежали бесплатные поэтические сборники… Иногда мне кажется, что наша власть и думать забыла о прекрасном…
– Что бы вы посоветовали начинающим авторам?
–Начинающим авторам я советую то, что советовали мне мои учителя в
Литературном институте: читать. Педагоги не раз говорили: мы вам показываем полки с книгами, а вы берите. Нечитающего литератора не могу себе представить.
Я бы ещё сказал, что надо повседневно учиться у великих. Хемингуэй начинал писать с плохих рассказов. Стал учиться у Гертруды Стайн. Тоже выходило плохо. Но это уже было «плохо» на другом уровне.
Непременно учитесь сокращать написанное, оставлять вместо восьми страниц – четыре. А потом самое трудное: из четырёх сделать три…
Сегодня выходит огромное количество книг вроде «Как написать бестселлер» или «Писать, как Толстой» (?!). О литературном мастерстве много рассказали Сомерсет Моэм, Умберто Эко. Константин Паустовский говорил студентам, что писатель должен иметь не профессию, а профессии. Андрей Белый прочёл четыре книги по истории математики, чтобы понять, как должен поступить герой одного из его романов.
Я жду талантливые тексты свободных людей! Открытых самым разным жанрам – психологической прозе, фантастике, эссеистике. Жду выразительного языка, неожиданных концовок, юмора. Пусть не на шутку ссорятся с литературными «предками», нарушают их заповеди и при этом имеют собственное мировоззрение. Я думаю, что новое поколение существует, и оно отнюдь не графоманское, как пишет об этом один критик, что оно не страдает пассивностью и «душевной старостью», а умеет искать новые слова, формы, смыслы… Но таких я встретил пока единицы.
А впрочем, сколько их должно быть? Пастернак считал, что хватит одного человека. Я даже думаю, что он имел в виду самого себя… Я уверен, что молодое поколение будет писать иначе и что это – нормально.
В Израиле мы ещё не видим полной картины, иногда мне кажется, что авторы ощущают растерянность перед жизнью и эта неуверенность отражается в произведениях молодых.
Вообще мне хочется, чтобы писатели и читатели видели свою жизнь более возвышенной и значительной, чем она представляется в повседневности.
Comments