Было часов пять вечера. Или чуть побольше. Я, обливаясь потом, ехал на велосипеде по Магдебургу. Жаркий, августовский день катился к концу, но духота не уходила. Липы вдоль дороги стояли поникшие и неподвижные. Ни ветерка. Ни намёка на ветерок. Не Магдебург, а Сахара. Горячий, застывший воздух сковывал движения и мысли. Хотелось пить. Хотелось встать под душ. Хотелось окунуться в озеро, которое рядом с домом. Хотелось к морю, в горы, куда угодно. Хоть на север к белым медведям. Где не жарко и потому прекрасно...
Сначала я услышал необычные звуки. Резкие, душераздирающие, нечеловеческие. Потом увидел, что передо мной, на велосипедной дорожке стоят несколько человек. Двое подростков, мальчик и девочка, высокий старик с палкой лет семидесяти и ещё один мужчина. Средних лет, небритый, по пояс обнажённый, в грязных, потрёпанных джинсах. похожий на бомжа. Я подъехал, и заглянул через плечо старика. На обочине дороге, под деревом лежала, вытянув лапы, кошка. Обычная, непородистая, с рыжеватой расцветкой.
Кошка, видимо, болела. Или была ранена. Она не обращала внимания на окруживших её людей, тяжело дышала, а, время от времени, громко, пронзительно мяукала. почти кричала: „Мне плохо. Мне больно. Помогите.“ – У Вас есть телефон? – спросил старик. – Есть. – Все обернулись ко мне. Странно, но я оказался единственным обладателем функтелефона в этой случайной компании. – Вы не могли бы позвонить? – Куда? – Все молчали. Никто не знал куда. – Позвоните в полицию, – предложил мальчик. Лет 13–14, в порванных на коленях джинсах, белобрысый, подстриженный наголо.
Телефон полиции я знал. – Дежурный Улицки. – Голос полицейского был тягуч и замедлен. Видимо, от жары и отсутствия серьёзных нарушений. – Я звоню с улицы Alt Fermersleben. Тут лежит больная кошка. Громко кричит. Как поступить? – Кошка Вам мешает? – Нет, не мешает. Просто хочется кошке помочь. – Позвоните в Tierheim (приют для животных.) Полицейский продиктовал телефон. – Я громко повторил. Девочка, в таких же, как у мальчика, рваных джинсах записала на клочке бумаги. Между тем, наша компания сочувствующих больной кошке, всё увеличивалась. Подошла молодая женщина с ребёнком в коляске и средних лет, супружеская, русскоязычная пара, с которой я был знаком. Кошка, по прежнему, не обращая внимания на такое количество зрителей, лежала на боку в неестественной позе и время от времени громко, пронзительно мяукала.
Я набрал номер приюта. Там никто не отвечал. – Звоните опять в полицию, – предложил мужчина, похожий на бомжа. - Дежурный Улицки. – Извините, я только что звонил в отношении кошки по телефону, который Вы мне дали. Никто не подходит. – Кошка точно никому не мешает? – снова спросил полицейский. – Нет, не мешает. – Тогда позвоните в Tierschutzverein (Общество охраны живот ных). Может там Вам помогут. – Он назвал новый телефон. Девочка снова записала. Странно. Несмотря на жару никто не расходился. Да и жара, вроде, поуменьшилась. Появилось новое ощущение. Ощущение, что все мы, собравшиеся здесь, принадлежим теперь общему делу. И не можем просто так уйти. Дело не закончив. Между нами возникли, возникали прямо на глазах, нити взаимопонимания и чего– то ещё, трудно определимого. Чувство сострадания к больной кошке создавало особое биополе, превратившее случайную группу людей, таких разных и непохожих, в коллектив единомышленников. -Что это за Tierheim? – возмущался мужчина похожий на бомжа. – Пол шестого, а они уже разбежались. Как будто кошки и собаки живут только в рабочее время.
Все согласно кивали. – Звоните быстрее, – взволнованно сказала женщина с коляской. – А то и в Обществе по охране животных никого не застанете. – Я позвонил. – Tierschutzverein Magdeburg von 1893, Müller (общество защиты животных) – представился энергичный, женский голос. Я ещё раз рассказал ситуацию. – Это кошка или кот? – По моему, кошка. – Скажите точнее, – настаивал энергичный голос. – Слушайте, какое это имеет значение? Кошке плохо. Она, возможно, умирает. Вы можете помочь? – Это имеет значение. У нас есть списки пропавших кошек. Может быть по Вашему описанию удастся найти хозяина. – Мальчик, слышавший разговор, подошёл ближе и уточнил, что это, действительно, кошка. – Кошка полностью рыжая или кончики лап другой окраски? – Я повторил вопрос. Все возмущённо загудели. В это время кошка снова громко, пронзительно замяукала, закричала. Старик с палкой, который до сих пор молчал, попросил телефон: ¬Дайте-ка я скажу так, чтобы они там сразу поняли». Я дал старику телефон. ¬Вы что полностью свихнулись? – перевёл я для себя то, что он громко говорил, почти кричал в трубку. – Вы животных защищаете или только болтовнёй занимаетесь? Кошка умирает, а Вы спрашиваете про окрас лап. У Вас что от жары совсем мозги высохли?- Старик кричал что-то ещё. Потом, выслушал ответ (девочка записала новый телефон) и вернул трубку: - Звоните в „Feuerwehr“ (пожарная охарана). Там есть специальная служба по спасению животных. – Я позвонил.
Пожарники приехали через 10 минут. Ещё издалека мы услышали завывание сирены. Спасатели животных мчались, как на пожар. И вдруг рыжая кошка, больная, умирающая кошка, услышав завывание сирены, вскочила, пробежала под колёсами коляски, и, ловко проскочив между прутьями высокой, железной ограды, исчезла во дворе близлежащего дома. Подъехали спасатели – красного цвета микроавтобус с мигалкой. Из него выскочили мужчина и женщина в белых халатах: Ну где кошка?» Мы, ещё не совсем пришедшие в себя от поведения неожиданно выздоровевшей кошки, запинаясь, смущённо улыбаясь, рассказали о том, что произошло. Потом все, включая спасателей, долго смеялись. День уже казался не таким изнурительно-душным и жарким. Настроение было хорошее.
Comments