Слободское летоисчисление нами, пацанами, велось по играм. Если летом вся слободская рать играет в «пекаря», то это – год «пекаря». Во всяком случае, так его упоминали в разговорах местные «летописцы». Календарь этот был замысловат и непредсказуем, почище церковного. На моей памяти прошли годы «чижа», «пристенка», совсем мальцом застал годы «чехарды» и «городков», а в год «подкрышек» случилась эта история.
«Подкрышки»; наверное, правильнее было бы писать раздельно – «под крышки», но помню, что произносили именно так: «А давайте сыграем в «подкрышки»!» Так вот, кто не знает, это была игра сродни древней «орлянке», но вместо денег или форменных пуговиц, как это описано у Катаева, использовались крышки от минералки, лимонада («ситро») и пива, имеющие рифлёные бока. Эти бока нами, игроками, любовно обрабатывались – загибались внутрь и плющились, с целью создать из крышки что-то наподобие круглой и плоской монеты. Причём нам, кроме азарта, были присущи и чисто эстетические мотивы. Чем круглее и площе крышка, тем выше её достоинство. А если на ней нанесены надписи, что было новым веянием в индустрии прохладительных напитков, то цена такого «сокровища» взлетала неимоверно. Я помню, что надписи не отличались разнообразием: «Березовская», «Царичанская», в общем, название минеральной воды, которой славен данный регион. И были королевы крышек: бело – сине – красные с надписью кириллицей «ПЕПСИ-КОЛА», шедевры лицензионной крымской линии разлива этого «напитка мечты». Данные крышки были отчаянной редкостью, в игру их не вводили, потому как достойного эквивалента им подобрать не могли, но на обладателя такого раритета снисходило уважение и слава, как на владельца «константиновского рубля» в среде заядлых нумизматов.* Он был желанным в любой компании и в любой игре. За заветные крышки продавались любимые игрушки и разглашались родительские секреты, складывались и разрушались союзы, предавались друзья. Всё было по-взрослому...
Правила игры незамысловатые – смесь «городков» с «орёл или решка», но азарт... Заряд этого азарта аккумулировался в наших молодых организмах и позволял нам предаваться забаве дни напролёт. Даже ночью, во сне, я играл и мышцы судорожно сокращались, сжимая биту или выстреливая броском. Утром бабушка жаловалась, что панцирная сетка моей кровати всю ночь стенала, не успокаиваясь ни на час. «Растёшь. Наверное, летаешь во сне» – наполовину верно предполагала бабушка.
Ценным реквизитом игры были биты – дискообразные металлические болванки, использующиеся для метания. У некоторых слободчан отцы были рабочими-металлистами и сварганили своим чадам биты, спрессованные из замысловатых сплавов. Помню что я, обделённый славной рабочеметаллистской генеалогией, в начале «подкрышечного» сезона лихорадочно искал биту среди предметов быта. И нашёл... Просто натолкнулся на шкафчик, в котором хранились части бабушкиной мясорубки. Стальной диск с отверстиями для выхода фарша, по моему инженерному замыслу, подошёл на роль биты как нельзя лучше. Тот единственный день, что я использовал свой новый «спортивный инвентарь», был звёздным в моей молодой жизни. Но, как и всегда, этот звёздный взлёт закончился удручающим падением, когда к вечеру бабушка угадала в моей бите столь необходимую ей деталь и отобрала её принародно, пригрозив засадить меня с завтрашнего дня за книжки и гаммы, без позволения выходить во двор и смешиваться с остальной слободской вольницей.
Но и бита была не главным путём к успеху в деле выколачивания крышек. Главным было умение. Мой дружок Санька обычной свинцовой битой «набил» капитал, не снившийся никому в Слободке.
Как-то под вечер Санька подозвал меня и повертел перед носом чудо-крышкой. Я остолбенел. Это был идеально круглый, изумительно плоский, ровнёхонький диск, в котором только смутно угадывалось происхождение от обычной крышки.
– Где ты это взял? Выиграл у жориков (пацанов с улицы Жореса)?
– Нет, сам сделал.
– Врёшь?!
– Не веришь? Пошли!
И Санька повёл меня на край Слободки, где проходили трамвайные пути.
Подойдя вплотную к рельсам, он склонился и положил на отшлифованную трамвайными колёсами поверхность несколько крышек, одна за другой. После этого потянул меня прочь от полотна, на другую сторону улицы. Там, скрытые от всех густой тенью акаций, затмевающей свет фонарей, мы дождались проходящего трамвая и кинулись подбирать «отглаженные» им крышки. Они были ещё горячие, с пылу, с жару, блестящие, какие-то особенные, восхитительные, просто не от мира сего. Когда я держал их в руках, было чувство, будто нашёл клад. Нет, даже лучше, набрёл на золотую жилу. И теперь, когда я только пожелаю, мои карманы будут полны этих бесценных притягательных кружочков. Санька взял с меня слово, что про способ «чеканки» крышек я не проговорюсь никому.
«Начеканив» в тот же вечер десяток «монет», я полетел домой. А наутро проснулся миллионером. Мои крышки вызвали ажиотаж среди слободской пацанвы. Санька играл молча и не вмешивался, когда я начал копить капитал. За пару «моих» крышек я получил в обмен такое количество «монет» старого образца, что хватило бы на интенсивную игру с проигрышами в течение всего сезона. За четыре крышки заручился «дружбой» двух жориков, которые это лето проводили большей частью в Слободке, играя с нами в наши игры и впитывая наш азарт. Этим обеспечил себе беззаботное появление на улице Жореса. За остальное сокровище приобрёл новенькую крышку «пепси», целенькую, с незагнутыми ещё краями. И всё!.. Мне стало не до игр. Я представлял себе, какой шедевр из этой крышечки выжмут трамвайные колёса. Предвкушение этого зрелища жгло меня и не давало покоя. Отозвав в сторонку друга Саньку, я стал умолять его пройтись к трамвайным путям и побыть со мной, пока я буду «ковать» новый капитал. Санька упорно отговаривался, ссылаясь на опасность проведения этой операции днём, но я показал ему заветную крышку «пепси» и он, поняв мотивы моего нетерпения, сдался. День был будний, людей на улице немного, мы незамеченными разложили на рельсах «заготовки» и удалились под акацию, ждать трамвая. И вот он показался - красное электрочудо. Сердце упоительно замерло ожидая... Тут возле нашей акации появились двое солдат и всё пошло наперекос. Мельком глянув на нас, они догадались, что мы находимся «в засаде». Быстро оценили обстановку, заметили крышки, выложенные ровными рядами на рельсах, и моментально включились в действие. Не успели мы с Санькой податься в бега, как один из солдат уже схватил нас за руки, а другой, сорвав с головы фуражку и размахивая ею в воздухе, стал делать предупреждающие знаки вагоновожатой. Трамвай остановился, не доезжая до «клада». Вагоновожатая, молодая тётка, вышла из трамвая, посмотрела на полотно, пестревшее крышками, и всплеснула руками: «Да кто ж вас только надоумил, ироды?» Пошептавшись о чём-то с солдатом – спасителем, она подозвала нас, велела Саньке, под присмотром второго солдата, собрать крышки с рельсов и подняться в трамвай. Мне же она наказала через час быть на этом же месте со всеми остальными товарищами по игре в «подкрышки» и принести весь имеющийся у нас запас крышек. Иначе Санька проследует в детскую комнату милиции. С этим она поднялась в вагон и закрыла двери, отрезая меня от сохранившего спокойствие Саньки. Скрылись в вагоне и солдаты. Трамвай ушёл, и я остался один.
Бесславным было моё возвращение в Слободку к играющей братии. Пришлось им рассказать про Санькино задержание, раскрыть технику чеканки «монет», а главное, передать условия вагоновожатой. Санька был местным заводилой и атаманом, чья власть и авторитет держались не на страхе и зуботычинах, а на обожании и уважении. Мы, слободские ушкуйники, любили нашего Саньку за лихость, предприимчивость, широту души и отношение к нам, как к равным. Ввиду этой любви, собрать наших и привести в назначенное время к месту пленения, не составило проблемы. Явились все, даже примкнувшие жорики. Точно в срок подошёл пустой трамвай, ведомый знакомой мне молодицей, та пригласила всех нас подняться в вагон, и мы поехали навстречу неизвестному. Ехали без остановок до самого трамвайного депо. Там нас уже ждали. И среди ожидавших находился невозмутимый Санька. Наша вагоновожатая представилась Галей, комсоргом трамвайного парка. Представила нам также и мужиков, ожидавших нашего прибытия – всякие Завы или Замы, что на нас впечатления не произвело. Затем нас отвели в какую-то комнату, где раздали компот с булочками и под компот рассказали нам, в какую опасность мы ввергли пассажиров трамвая своими глупыми, непродуманными действиями. Заодно поведали о принципе движения трамвая, об истории развития электрического транспорта и, напоследок, повели нас в какой-то цех, предложили выложить все имеющиеся у нас крышки на металлическую челюсть одного из механизмов, нажали на кнопку, и все крышки были с лязгом придавлены второй челюстью станка. Когда через несколько секунд челюсти разомкнулись, перед нами сверкало богатство Али-Бабы. Обновлённые крышки были возвращены нам, и не просто так, а распределены поровну между всеми, включая самого сопливого шкета. Один из Зам Завов или Зав Замов взял с нас слово, больше не совать крышки под колёса техники, а запросто обращаться к нему и пообещал, что отныне и довеку наши крышки будут плющиться производственным станком. С тем, пожав всем нам руки, нас и отпустили. Включая Саньку. Галя – комсорг довезла нас до Слободки, тепло попрощалась и просила помнить об обещании.
В Слободке, после бурных обсуждений приключения и споров, какой самый большой и твёрдый предмет может сплющить «наш» станок, мы попробовали вернуться к игре, но тут выяснилось следующее... АЗАРТ ПРОПАЛ! Каждый из нас владел одинаковой частью общего сокровища, а значит, не владел ничем. У самого сопливого шестилетки в кармане коротких штанишек звенели блестящие, ровненькие, расплющенные механикой крышки, равно как и в кармане какого-нибудь ветерана слободских баталий. Всё было одинаковым, всего было поровну и всё обрыдло. Крышки утратили всякую цену. Игра сама собой заглохла. Остаток сезона мы доигрывали в «войнушку». Не сговариваясь, пацанва избавилась от не имеющих никакой ценности «монет», и ещё несколько дней, до приезда мусоровоза, мусорные баки в Слободке откликались копилочным позвякиванием.
Через полгода, когда сошёл снег, я заметил что-то яркое на земле рядом со своим ботинком. Пригнувшись, разглядел чудо–пепси–крышечку. И не подобрал.
*Константиновский рубль – редкая монета, отчеканенная в преддверии так и не начавшегося царствования наследника Константина, отрёкшегося от престола. Партия этих монет была переплавлена и остались только считанные, чрезвычайно ценимые нумизматами экземпляры.
29 ноября 2008 года
תגובות