Пекинский ресторан «Пекинская утка» (прошу прощения за тавтологию). После того, как первое чувство голода рассеяно необязательными, но от этого не менее вкусными блюдами, настала пора приобщиться к традициям. В зал торжественно водворена тележка с «главным призом» – уткой по-пекински, отливающей на фарфоровом блюде своей лакированной, как изделие краснодеревщика спиной. Шеф-повар в блистательной поварской униформе принимает из рук застывшего в благоговении поварёнка нож и начинает отточенными движениями обстругивать беднягу утку. Поварёнок складывает кусочки строганины в ковш, выполненный в форме той же водоплавающей, только живой (какое тонкое напоминание о бренности всего живущего). Потом этот поваренок – «утконос» несёт ковш к столу и передаёт его официантке, которая водружает полученное на стол, облекает руки в нейлоновые разовые перчатки и начинает священнодействовать. Для начала она стелет на одной руке взятый со стопки, находящейся на столе, тонкий блинчик, затем другой рукой берёт несколько стружек утки, макает их в соус, и ими же, как кисточкой, широкими мазками наносит соус на поверхность блина. После этого она опускает на блин саму «кисточку» и прокладывает расщеплённым в мелкую лучину огурцом и волокнами белой приклубневой части зелёного лука. Весь этот натюрморт она витиевато складывает конвертом и протягивает ближайшему гурману. Ешь, дорогой! Так же она сворачивает конверты для второго и для третьего посетителя. Четвёртому она уже позволяет приобщиться к традициям самому, внимательно наблюдая, чтобы церемониал был выполнен. Убедившись, что посетители проникли в тайну технологии расправы с ни в чём не повинной птицей, официантка оставляет нас наедине с ингредиентами.
Через несколько минут сидящий возле меня мой товарищ, внезапно поражённый пароксизмом вторичного голода, накалывает вилкой (вилкой!) кусочки утки, макает в соус и уверенно отправляет в рот. И тут раздаётся возмущенно-умоляющее: «Ноу! Ноу!» – исторгнутое на разных тонах аффекта, и мы видим, как к нам бежит, нет, летит, да нет же, просяще семенит хозяйка ресторана, прихватив по дороге тарелку с блинчиками, которых, кстати сказать, и у нас на столе ещё было достаточно. Остановившись со взглядом полным укора возле моего приятеля, она собственноручно скрутила и торжественно вручила ему блинный конверт.
И традиции были восстановлены.
И наступила благодать!
* * *
Всякий уважающий себя музей заканчивается магазином сувениров. Видел в музее Джоконду? Можешь купить себе. Хоть пять! Да что там, хоть десять! И в натуральную величину, и больше, и меньше. И объёмную, и на вазе, и на блюдце, и на зажигалке.
А вот в Китае тематика музея в примыкающей к нему лавке сувениров прослеживается необязательно. Главное - количество и представительство. А представлены должны быть все главные отрасли китайского народного производства: шелк, фарфор, жемчуг, изделия из меди, поделки из нефрита. Если что-то пропустил, прошу прощения. Но в целом я не об этом.
Выходя из одного музея, не упомню уже какого, мы с женой задержались у витрин музейного магазина сувениров, рассматривая выставленные там «экспонаты». И вдруг я ощутил, что кто-то ненавязчиво подталкивает меня в плечо. Обернувшись, я увидел пожилого, правильнее сказать, старого китайца – высокого, худого, бедно, но чисто одетого. Попрошайка? Вроде нет. Хоть и много их пристаёт на улицах китайских городов, но чтоб в музее... Да и не похож. И в глазах не просьба, а скорей – заинтересованность. Но китайским я не владею. Никак. A язык жестов нормального европейца непостижим для китайца, и наоборот. Старик- китаец вежливо, но уверенно, берёт меня за рукав и подводит к обшитой деревом стене, на глянцевой поверхности которой начинает выводить пальцем какие-то буквы. Нет, не иероглифы, а именно буквы. Палец не оставляет на дереве следов, но по движениям я вижу, что это четыре округлые буквы. «GOOD»? Может он хочет взять меня лестью, а потом попросить «на пропитание»? Жена волнуется: «Пойдём, пойдём, неизвестно, чего он от тебя хочет». Вот именно, что неизвестно, а так интересно узнать. Я переспрашиваю: «Good? I am good?» – и вижу, как заинтересованность в глазах «собеседника» сменяется обескураженностью. Вдруг он озаряется улыбкой, опускает руку в карман старых штанов и, после минутных поисков, выуживает оттуда клочок бумаги, а затем коротенький «обмылок» карандаша. Устраивает бумажку у себя на ладони и старательно выводит – СССР.
«Сталин и Мао слушают нас...»
Автор фото Леонид Галич.
Comments