Из детектива... Суханов...

.. В памяти майора промелькнул эпизод, который произошел на его глазах, и шрамом лег на сердце Суханова. Случилось это в недалеком прошлом. Гарик стал качать права и требовать, чтобы ему предоставили вора в законе или авторитета. Только в этом случае он, Тюменский, будет отвечать на заданные ему вопросы... Проще говоря, отказывался, дабы его «интервьюировали. Борисов, то бишь Шайба, ничтоже сумняшеся, взяв большим и указательным пальцами ухо вора в законе. Затем, вывернув его, резко, с силой, оттянул в сторону... Дикий нечеловеческий крик, Гарика, казалось, слышен был на всю округу. Но бывшего опера, это не смутило. На лице его не дрогнул ни один мускул, когда он, резким движением другой руки, в которой был зажат нож, оттяпал ему ухо... – Второе не мешает тебе, а, жулик? – ласково обратился Шайба к Гарику, протягивая окровавленное ухо последнему. Тут-то Тюменскому стало ясно: с ним поступают так, как он привык поступать с другими. А майор Суханов окончательно понял – отбросив в сторону уголовный кодекс, он становится не только хозяином своей судьбы, но и держит в своих руках судьбы других людей... Со всей очевидностью ему стало яснее ясного: майору Суханову, то есть ему, можно все. Ведь он давно отошел от закона. Отошел настолько далеко, что считал – закон охраняет неудачников и слабаков, у которых, по тем или иным причинам отсутствовала возможность постоять за себя. Да, в самом начале его карьеры, для него закон был святым писанием – и не только во время его учебы в ВШМ – Высшей школе милиции, окончания которой Суханов ждал, как манну небесную. Находясь на учёбе в спецшколе, вращаясь среди таких же желторотых мальчишек, с честолюбивыми помыслами, Суханов представлял, как он станет отрабатывать вложенные в него во время учебы деньги. Платили приличные зарплаты преподавателям -инструкторам, которые старались донести до его сознания не только знания, но и понятия о чести и долге... В то время он искренне верил, что не отойдет ни на йоту от Уголовного и Уголовно-процессуального кодекса. Станет бороться с гнилью общества – преступными элементами, не щадя своих сил. И даже не сомневался, что если потребуется, положит свою жизнь на алтарь справедливости. Окончив учёбу, получив направление на работу в отдел милиции, радостный молодой человек с погонами лейтенанта предстал перед очами руководителя милиции. Он считал, перед ним открылась столбовая дорога справедливости, чести, против кривой дорожки, по которой ходят преступники. Он не сомневался, что ему удастся их остановить... Увы... Разочарование наступило в самом начале службы в органах – когда он был еще лейтенантом... Работа предоставила ему случай, который перевернул его сознание на сто восемьдесят градусов. И дело даже не в его характере. Человек предполагает, а Бог – располагает... И характер его был тверд, словно выкован из руды. И помыслы светлы, как у каждого честного, уверенного в себе человека... Но давайте начнем все по порядку. У него, как и у каждого на рабочем столе занимал видное место Уголовный кодекс. Комментарии к кодексу... Лежали, да и только. Продолжали лежать, как необходимый атрибут и в тот день... Его начальник, старший оперуполномоченный Кравченко, с четырьмя звездочками на погонах, капитан, нервно постукивая ногой о пол, часто бросал взгляд на часы. «Ждал кого-то, не иначе», – подумал Суханов. Вид капитана говорил об этом. Но все же он вздрогнул, когда раздался негромкий стук в дверь... Вошел высокий парень со шрамом на лице, который начинался от губы, а заканчивался у виска. Метка от ножа указывала на его непростой характер, а, скорее всего, ему не чуждо было и такое чувство, как строптивость... Достав объемистый пакет, вошедший, молча, протянул его оперу. Лёня, так звали начальника, развернул его, при этом кивком головы указал парню на дверь. Когда тот вышел, капитан, молча, пересчитал деньги, шевеля губами. Затем, небольшую толику их протянул ему. Суханову. – Зачем? – задал глупый вопрос Суханов, не ожидавший, что дело примет такой оборот. Его голос стал хриплым, приобретя незнакомый оттенок. Чтобы выиграть время, Иван сделал вид, что наступило что-то вроде удушья, и закашлялся... А сам думал в это время, как выйти из создавшегося положения... «Не проверка, ли это?» Рассказывали Суханову и сослуживцы, побывавшие в переплетах, милицейской службы. Предупреждали и преподаватели в школе милиции. Те говорили конкретно. И не опирались на суды и кодексы. Коротко и ясно: – Хочется уберечь вас, ребята, от соблазна легких, не заработанных денег, – вещал майор Пономаренко, преподаватель основ криминалистики. – Может, кто-то, от чистого сердца захочет приобщить вас к халявным барышам. Но это на первый взгляд. Зачем ему нужен лишний свидетель? – молчанием аудитория встретила этот вопрос майора. – Ответ прост. Человеку понадобился сообщник. Им, как правило, становится офицер-выпускник. Человек, лишенный опыта, – и в заключение добавил. – Берегите погоны, которые вам доверила страна. Вы теперь представители власти... Но вернемся в кабинет капитана-оперативника. На вопрос Суханова «Зачем?» старший оперуполномоченный ответил: 40 41 – Да от нехера делать, – прямо глядя ему в глаза своими улыбчивыми глазами, бросил капитан, – чтобы вкусно жрать и пить... Бери, говорю... – А если я чистосердечно, так сказать, – криво усмехнулся Иван Суханов... – Знаешь, Вань, – как бы ненароком, приятным баритоном, сморщив при этом нос, произнес старший опер, – у нас очень опасная работа. Иногда идешь домой, – и берет сомнение: дойдешь ли? Дело-то, имеем с бандитами разных мастей... – И бывали случаи, что не доходили? – уже без улыбки спросил Суханов... – Редко, но бывали... Это, когда кто-то рыл кому-то ямку... Затем, как водится, появлялась печальная картина: кладбище, родственники покойного в траурной одежде. Товарищи и сослуживцы. И ещё, как в той присказке, брови черные, густые. Речи длинные – пустые... И залп над гробом... Неприятная вещь, Иван. Врагу не пожелаешь... Но бог, как говорится, не фраер. Все видит. Когда, кого и куда отправить. Ошибочек он не делает. А вот, поправлять других? Тех, кто делает их, – это точно! Поправляет! И, как я отмечал выше, нередко, призывает в свою обитель, строптивых, ну и праведных... Но это иногда! – голос при этом у капитана не выражал эмоций. Глаза его, не мигая, в упор глядели на лейтенанта. – Но это я выдал так?! Вроде, как рассужденьице. Не про нас с тобой речь шла, да, Вань? – Давай деньги, – короткая фраза Суханова прозвучала выстрелом... Направляясь из отдела милиции в сторону дома и ощущая в кармане не заработанные, но так необходимые для небогатого лейтенанта деньги – а они составляли 42 крупную, как он считал в то далекое время, сумму, презентованную ему капитаном-сослуживцем, которая равнялась его зарплате за три месяца, – Суханов уже не чувствовал в себе угрызения совести. Но, тем не менее, из памяти выплыла песня, которую пел Владимир Высоцкий: Да я осилить мог бы тонны груза! Но, видимо, не стоило таскать – Мою страну, как тот дырявый кузов, Везет шофер, которому плевать Вот так вот и пошло-поехало. Сначала по тропинке. Затем она вывела на широкую дорогу, которая подвела его, в начале пути– дорожки, к любителям денег – руководителям зоны. А остановился он в синдикате Малявы-Фартового-Жорика... главный девиз которого был словно выбит у входных дверей: «Входящий в обитель, да отбрось в сторону жалость!» Жалость и сострадание Фартовый, не то чтобы изжил, а считал вредным явлением для тех, кто закон и Уголовный кодекс чтил, считая его прозрачным, словно воздух... И который он в упор не видел, зная, что попади Жорик блюстителям порядка в руки, этот свод законов станет последним в его жизни атрибутом, который ему придется увидеть. Возможно, и нет. Ствол мента может выплюнуть, невзначай, железку, которая поставит жирную точку не только на его разбухшем, сложившемся в несколько томов, уголовном деле, – но и на нем самом. Майору неожиданно пришло на память: обильное застолье, с деликатесами и качественной выпивкой. Было весело. Суханов, после очередной порции коньяка, по-