Записки военного дирижера. Борис Гофман: «Белая Ворона»

Записки военного дирижера. Борис Гофман: «Белая Ворона»

На смену успеху на всеармейском конкурсе военных духовых оркестров в Москве в 1970 году пришли одни разочарования. Тогда мне казалось, что все это «пиррова победа», не более того.

...Прилетев из Москвы обратно на Камчатку, все мы, музыканты 304 полка, были на эмоциональном подъеме от успешного выступления и победы на конкурсе. Шутка ли сказать, первое место среди всех оркестров Советской Армии! Скольких обошли! Жалко, что не было точной информации, ведь их число исчислялось тысячами!!!

Нас встретили наши друзья, родные и близкие, командир полка полковник Федоров и его заместители. Над сценой клуба развевался плакат «Привет лауреатам конкурса оркестров». Затем состоялся небольшой банкет в столовой части. Через некоторое время мы дали концерт на местном телевидении и еще несколько концертов на разных площадках. И начались будни.

Так прошел год. Я ждал нового назначения. В душе надеялся получить хорошее распределение. Почти все дирижеры, занявшие призовые места, получили назначения руководить лучшими столичными штабными оркестрами, им присудили почетные звания заслуженных артистов или деятелей искусств тех республик, откуда они привезли коллективы. И я с робкой надеждой вылетаю в Москву на беседу с начальником военно-оркестровой службы СА генералом Н. М. Назаровым.

Сразу при встрече он меня обрадовал, сказав, что подполковника С. Райхштейна переводят на повышение в институт военных дирижеров и освобождается место дирижера военной академии им. Фрунзе (должность полковника). Я был на седьмом небе! Ведь это та академия и тот оркестр, которые вырастили меня в буквальном смысле слова. Там я был воспитанником, солдатом срочной службы... И через столько лет прийти в этот же оркестр его руководителем! Не сказка ли это?

Да, сказка! На этом мои мечты и иллюзии переходят в другую плоскость, о чем я вспоминаю в своей автобиографической книге «Белая ворона». Белая ворона, чтобы дальше не интриговать читателя, — это мой внутренний голос, мое второе «Я».

Только спустя годы, стало понятно, что мой звездный час был там, на далекой Камчатке, с коллективом полкового оркестра, с полковником Федоровым, с теми, кто меня окружал, с кем я там дружил. Повторить «Камчатский» успех мне не дала судьба и череда невезений, которые преследовали меня до самой пенсии.

И вот я направляюсь на встречу с начальником академии. Иду и думаю, что работать после С. Райхштейна, блестящего военного дирижера, прекрасного аранжировщика, будет нелегко. Это высокая планка, но я должен с ней справиться.

На пороге академии меня встретил улыбающийся Райхштейн. Мы прошли в кабинет начальника академии. Разговор был короткий, минут десять, не больше. Мне показалось, что все в порядке — меня направили в отдел кадров для оформления документов. После ряда вопросов начальник отдела кадров сказал прийти на следующий день за ответом. Утром дежурный по академии вынес мне мое личное дело и сказал, что мне отказано. «Кар», — вскрикнула первый раз моя «ворона». Я тогда не понял, что она только начала свое «пение».

С этим настроением я поехал в министерство обороны к генералу Назарову: «Николай Михайлович, в академии получился „кикс“ (музыканты хорошо знают это выражение: кикс — непроизвольно извлеченный звук на духовом инструменте), что мне делать?» После некоторого молчания он говорит: «Поезжайте на курсы „Выстрел“ к генералу Драгунскому». С генерал-полковником, дважды героем Советского Союза Давидом Абрамовичем Драгунским я уже имел заочную встречу. Вот как это было.

После окончания института военных дирижеров я попал в 5-ю танковую армию, в которую входили две дивизии, стоящие в лесу. Заместителем командующего там был генерал Драгунский. А в этой армии было 6 оркестров, причем музыкантов катастрофически не хватало. Мой, например, состоял из 8 человек, но работы хватало с избытком. Музыканты шутили: «Мы солдат только в туалет с музыкой не водим!»

Однажды оркестр играл возле курилки для курящих солдат (и такое бывало!). Тут подъехал командир полка полковник Белявский и сказал: «Гофман,... играй „Пчелу“!». «А что это? У нас такого нет в репертуаре», — ответил я. «Так, если через час не будешь играть „Пчелу“, — накажу!» — отреагировал он. Мне принесли нотную бумагу, и я быстро разбросал по партиям его «прихоть». Вот такие самодуры мне попадались. Когда он услышал свой заказ, то остался доволен! Кстати, это было мое первое концертное выступление после окончания института.

Но вернемся к 70 годам. Я приезжаю к начальнику курсов «Выстрел» Д. А. Драгунскому в город Светлогорск под Москвой. Располагались куры в прекрасном месте, рядом с шикарным озером, все утопало в зелени. Пейзажи — как на картинах великих художников. Кабинет Драгунского по своей величине и строгости был похож на кабинет Сталина. Сам он сидел вразвалку, и рядом с ним — несколько генералов — видимо, его заместителей. Я представился. Неожиданно для меня состоялся такой диалог:

— Чего пришел?

— Меня генерал Назаров прислал на вакантное место дирижера оркестра!

— Странно, а он мне не звонил, — сказал Драгунский. Я понял, что и тут мне ничего не светит и уже повернулся, чтобы уйти, но генерал вдруг остановил меня:

— А ну-ка, расскажи о себе, — попросил он.

После моего короткого рассказа (по его лицу было видно, что он заинтересовался мною) он сказал адъютанту: «Дать отношение Гофману в министерство обороны о моем согласии назначить его военным дирижером курсов «Выстрел».

Я снова пришел к генералу Назарову с отношением, вверху крупным шрифтом было напечатано: «Дважды герой советского союза генерал-полковник танковых войск Д. А. Драгунский». Генерал Назаров сказал: «Ну, считай, что ты в Москве!». «Кар-кар», — снова вдалеке прокричала «Ворона». Это она меня предупреждала, чтобы я был скептиком, а не оптимистом.

Я возвращаюсь на Камчатку и жду. Прошел месяц, другой, третий — из Москвы ни звука. Сам звоню Назарову: «Николай Михайлович, ну как там со мной?» Вразумительного ответа не получаю. Пришло время уезжать с Камчатки. Незадолго до этого позвонил сам Назаров и сказал: «Мы предлагаем тебя на должность начальника оркестра штаба Прикарпатского военного округа. Поезжай во Львов». И вот я во Львове, в приемной начальника штаба округа. Выходит адъютант, берет мое личное дело. Через пять минут выходит и говорит, что мне отказано.

«Кар-кар-кар! А что я говорила?», — на этот раз отчетливо перевел я с ее языка. Моя несчастная белая ворона. Как она была права. Уже через несколько лет Назаров мне по секрету рассказал, что в дело назначения меня к Драгунскому вмешался большой начальник и сказал: «Гофману назначение к Драгунскому не подпишу, они на курсах „Выстрел“ организуют сионистскую группу». Сказано было то ли в шутку, то ли всерьез, до сих пор не знаю. Знаю только, что тогда Драгунский был председателем Антисионистского комитета советской общественности, организованным советским правительством, против борьбы с Израилем и его сионисткой политикой! Ирония судьбы или ее причуды? А может моя ворона была не такая уж и «белая»?

Много лет прошло с тех пор. Что-то воспринимается уже с горечью, что-то с философским пониманием. Спасибо вороне, что не все время каркала и все-таки дала мне великую возможность оставить след в истории военно-оркестровой службы великой страны — России. Моей России, страны, где вороны, независимо от их окраса, верой и правдой служили, отдавая ей свои силы и талант, прославляли сочинениями, наполненными любовью и почитанием Родины, которая вносила и вносит в мою жизнь вдохновение и оптимизм.

Фото:

1) Оркестр Петропавловск-Камчатский на Всеармейском конкурсе военных оркестров.

2) Москва 1970 год.Маршал И.Х.Баграмян вручает Борису Гофману Грамоту о победе на Конкурсе.

Публикацию подготовил Борис Турчинский, октябрь 2013