Жизнь моя

Старый двор – две минутки от Дона, Рвет низовка с прищеп простыню, Вдрызг разбитый улиточный домик Оцарапал босую ступню. Сонька Гольцман из младшего класса Скоро вывертит дырку в земле: «Эй, когда же на речку купаться? Хаймеле, ну, пошли, Хаймеле!» Дальний скрип половицы в прихожей, На комодике стопка белья, Губы шепчут над смуглою кожей: «Софа, Софонька, Сонька моя». Мир качнулся, исчез, канул в пропасть, Ночь застыла в оконном стекле. Лишь остался чуть слышимый голос: «Хаймеле, мой родной, Хаймеле...» Если б можно совсем не бояться... Канонада, как стерва, ревет, За спиной груз живой – ленинградцы, Под колесами хлипенький лед – Сортировочный пункт ада с раем. Капля крови дрожит на руле, Но у сердца письмо согревает: «Хаймеле, как ты там, Хаймеле?» Старый дом. Ветерок колобродит, Дон блестит меж линялых портьер, А по радио в степень возводят Бровеносца военный шедевр. Безнадежно болит под руками Бледный снимок ее на столе, И родным голоском шепчет память: «Хаймеле, Хаймеле, Хаймеле»