Кружатся снежинки! И мы кружимся. Под небом! Морозным! Я сегодня приехал в Мстиславль, где живут мамины родственники и мои двоюродные братья и сестры. Одни из них - меня старше, другие - младше. Разница в возрасте как-то нас отдаляет.
- Идём к Юзику в гости, - подмигнула мне моя мама. Я знаю, что совсем рядом живет её двоюродный брат, которого во время войны спасла белорусская девушка Маша. Ушли вместе в партизаны, а после партизан он женился на ней. Раньше нам как-то не доводилось встречаться. То одно, то другое, а чаще всего, когда мама приезжала на два-три дня в город Мстиславль, ей не хватало времени даже навестить своих двух родных сестер и брата. Уже нужно было уезжать домой, где с нетерпением смотрели в окошко младшие сыновья. И отец, уставший от работы по домашнему хозяйству. Может быть, поэтому мы никогда не встречались? И вдруг: Ид-дём! Маша, жена моего двоюродного дяди, целуется со мной, с мамой, усаживает нас за стол. Возле меня - такая же круглолицая девчонка, как и её мама, но с густыми бровями, как у моего дяди Юзика. Она моя троюродная сестра? Моя ровесница? Никогда раньше я её не видел! А мне - шестнадцать лет! Наши коленки внезапно прикоснулись, а плечики прижались. Горячая волна вдруг ударила мне в висок. Я никогда раньше не обнимал, не целовал девушек, они меня просто не притягивали к себе. - Пойдем на улицу? - подталкивает меня Ольга, когда уже всё попробовали за столом. На улице кружатся и кружатся снежинки. И мы, взявшись за руки, тоже кружимся. Наши лица возле друг друга. Я чувствую её прерывистое дыхание, вижу горящие глаза. Забываю о том, что она моя какая-то далекая сестра и целую её в теплые сладкие губы. Ольга оторопела от моей наглости, но сбрасывает с себя шапку-ушанку, которая кубарем летит в сугроб. Её светлые волосы, как снег, который залепил деревья, дома, развеваются на ветру. Узорчатые снежинки садятся на её красивое лицо, голубые глаза и длинные ресницы. Мы кружимся, кружимся вместе со звездочками-снежинками и… целуемся опять. Не знаю, сколько прошло времени? Вечность, так нам показалось! Но когда вернулись в дом, я вдруг услышал незнакомую мелодию и слова диктора: «Зима в Израиле». Под песню «Тум-бала, тум- балайка» показывали по телевизору людей на израильских улицах. Все куда-то спешили. Люди, как люди! Дома, как дома! Но это же был совсем иной мир – мир загадочного Израиля, о котором мы всегда говорили дома. А какая мелодия? Яркая, зазывная, веселая! Как раз под Новый год! Мы снова выскакиваем на улицу, напеваем запомнившиеся нам слова: «Тум-балалайка, тум-балалайка, тум-балала…». И… опять кружимся, кружимся со снежным хороводом, со своей юностью, со своим первым чувством… С того памятного новогоднего вечера больше я эту песню в Белоруссии никогда не слышал. А сейчас в Израиле слушаю! Часто слушаю: «Тум- бала, тум-бала, тум-бала, тум-балалайка. Шпиль балалайка, тум-балала, шпиль …» Про балалайку всё понятно? А шпиль – на идиш – «играй»… Словно вижу танец звёздных снежинок. Они кружатся под «тум- бала-лайку…». Кружатся с моей троюродной сестрой – белорусской по матери, еврейкой по отцу. Ольга! Где ты? В России? Пригласи меня в гости под Новый год. Я обязательно приеду с песней «Тум-балалайка»! Ты её помнишь? И мы… станцуем, как тогда! Станцуем вместе со снежинками. Когда нам было по шестнадцать! По шестнадцать, по шестнадцать лет...
Comments