Ефим Златкин. Тоже мне, любовничек-половничек...

Когда о перестройке не думал даже сам Михаил Сергеевич Горбачев, я приехал в один из райцентров, множество которых раскинулось в восточной Беларуси.

Городок Кричев, как выгодная вдова! Всё рядом - и кинотеатр, и памятник Владимиру к Ленину, и магазинчики, а ниже река Сож, которая обтекает город голубой дугой. Вот и знакомый дом по улице Советская 21, крылечко. В пяти метрах - скамеечка. Сел на неё и слушаю.

- Борис? - сколько ты можешь сидеть один?

-Почему один? Я с Клавой (так называли кошку, которая мурлыкала у него на коленях).

- Кроме кошки ты больше никого не можешь найти?

- Я нашёл, но ты не любишь сидеть на крылечке.

- Еще как люблю! - в проеме дверей появилась хозяйка дома.

На мгновение, в лучах вечернего солнца – с золотистой копной волос, она показалось Борису намного моложе.

- Люба, у кого ты перекрасилась? Разве ты не помнишь, что я парикмахер?

- Это солнце меня освежило, да и тебя, я вижу тоже?

Присела рядышком, на плечи набросила цветную шаль - подарок от бакинских родственников, прижалась плечом к мужу.

- Ой вей! Ой вей! Жизнь наша, как это солнце, которое заходит за Сож. Только завтра оно вернётся полное сил, а наша по капельке уходит.

На минуты они увидели друг в друге двадцатилетних. Во-от в этом соседнем домике жили его отец Хацкель и мать Ципора. Она высокая, дебелая, шутя могла зажать под плечом своего маленького мужа.

- Как с ним ты родила таких богатырей?- всё ломали головы соседки, видя как пятерка белоголовых Шнейдерманов вместе с отцом гоняет коней по городу, занимаясь извозом. Это сейчас машины грузовые, такси, а тогда наготове стояли конные упряжки.