На тумбочке у койки фото: молодой офицер – в петлицах по три «шпалы», на груди два Красных Знамени и гвардейский значок. Конец сорок второго или начало сорок третьего года – не раньше и не позже. А может, и не было у него никакого «позже». Койка пуста, постоялицы в холле, в отделении престарелых ужин. «Чьё фото?», – спрашиваю. «Наверно, Анин муж, той, что в кресле и с кислородным аппаратом», – отвечает медсестра. Ну и хорошо, «никто не забыт, ничто не забыто». Ты, солдатик, постой, а я пойду с Аней познакомлюсь.
Знакомства не получается. Та, что в кресле, уже не говорит. Только дышит и проглатывает кашу, поднесённую нянечкой. Вспоминаю, что ещё год назад случилось сопровождать её в поликлинику на рентген, и на вопрос: «А вы знаете куда мы поедем?» – ответила, глядя в лицо доверчивыми голубыми глазами: «Конечно. В новую полтавскую политическую драмбольницу.» В одной фразе, выстроенной поражённым альцгеймером мозгом, вся жизнь.
Моцион окончен – старушек возвращают в койки. На анину, ту, что рядом с фото, кладут другую, но похожую постоялицу, а Аню укладывают в палате рядом с сестринским постом. Так надо. А как же ты, солдатик? Чей ты? Впрямь ли ты Анин муж? Уже никто не ответит. Все они твои вдовы и сон каждой из них ты преданно хранишь, стоя на тумбочке.
Спасибо тебе, вечный дневальный, неизвестный, но родной всем солдат.
18 февраля 2010 года
Comments