- Я вам лучше ее сообщение прочитаю. Сейчас, сейчас - говорила она, короткими и быстрыми, смахивающими движениями пальцев перелистывая записи в смартфоне и ища нужную. При этом она странно приговаривала - жах-жах - - жах-жах. - Это она так пишет - говорила она про кого-то. - Жах - это ужас по-украински - добавила она, глядя на нас с Людой.
Мы стояли на улице Моше Шарет, в самом ее начале, где остановились около скамейки, узнав в темноте силуэты мужчины и женщины, мимо которых мы проходили. Это были Люда Блох со своим мужем Мишей. Рядом со скамейкой стояла инвалидная коляска, на которой Люда вывозила Мишу подышать свежим воздухом.
Мы были знакомы. Моя жена когда-то вместе с Мишей пела в хоре, а потом Миша серьёзно заболел и оставил пение. Держался он мужественно и когда мы случайно встречались где-то на улицах, всегда рассыпался в похвалах нам и нашей собаке - чишке Джессике. А с Людой Блох я учился на курсах иврита.
И Люда, и Миша отличались открытым, добрым и немного восторженным отношением к людям и, вообще, к жизни - к Израилю, Кирьят-Яму, морю и, кажется, ко всем живым существам. Израиль был для них самой чудесной страной, Кирьят-Ям самым прекрасным городом, а все люди вокруг были для них самыми замечательными и красивыми.
Меня это сначала немного озадачивало, но, потом как-то сгладилось.
Когда мы с ними поздоровались, то выслушали массу позитивной информации о себе - какие мы замечательные, прекрасные и добрые люди.
Миша отдельно высказался о Джессике, какая, мол, она невероятно красивая, милая и умная и пока Миша рассыпался в комплиментах нашей собачке, которая, сидя у меня на руках, выслушивала их с достоинством и милостивым вниманием английской королевы, Люда продолжала обыскивать свой смартфон.
- Сейчас найду - говорила она - лучше ее слова услышать, то, что она сама написала -. Сообщение не находилось.
- А у тебя, Коля, в Днепре, кто-нибудь остался - вдруг спросила она Колю. Коля Осипчук с Мариной приехали из Украины в Израиль пять лет назад.
- Да - вздохнул Коля - Сын.
- И как он там? Днепр ведь тоже бомбят?
- Они ЮЖМАШ бомбят - сказал Коля - а он на другом берегу живёт - там пока тихо. Коля опять вздохнул.
Люда продолжала - Сегодня ночью что-то страшное было - и она рассказала, что этой ночью в Киеве было много прилетов, и хотя украинцы уже неплохо научились сбивать сами ракеты, однако очень много обломков падает на землю: на людей, дома и машины. И что какие-то две женщины, кто они Люде, я прослушал, запомнил только, что одной 76 лет, а другой 51 год, вынуждены были прошлой ночью прятаться от этих падений на лестничной площадке, чуть не поминутно выбегая туда из квартиры, а с 2-х до 5-ти они вообще безвылазно просидели на лестничных ступеньках.
Бомбоубежища в их доме не было, а до ближайшей станции метро надо было идти пару километров. Женщины на это не решились и натерпелись немало страху, когда небо над их домом всю ночь взрывалось и горело.
- Я уж их звала к себе - говорила Люда - приезжайте, разместимся, все-таки трехкомнатная квартира. У Миши своя комната, места хватит. Все сочувственно молчали.
- И что же это делается, что же это за война такая - спросила она - что две старухи должны полночи на лестнице под бомбежками сидеть? - Никто ей не ответил.
Старуха в 51 год - мне это показалось несправедливым. И еще я подумал, что хорошо, что украинцы научились с помощью западного оружия сбивать российские ракеты и беспилотники. Обломки, конечно, плохо, но, все-таки, это не ракета в дом.
И как бы им пригодились их нынешние возможности прошедшей зимой, когда Россия плотно обстреливала города, целенаправленно целя в ТЭЦ и подстанции, чтобы отрезать горожан от тепла, воды и света.
Какие-то проблемы у людей с головой. Многие, конечно, любят архаику. Россия грезит Великой Отечественной Войной, а в Израиле часть населения живет по законам Древнего Мира, но, все-таки и прогресс налицо, женевские конвенции или, там, права человека.
Мне вспомнилась одна забавная война, о которой я вычитал у Карло Гольдони, драматурга и реформатора театра 18-го века, в его мемуарах.
Дело было в 1733 году. Король Людовик XIV с союзниками воевал против Карла VI, императора Священной Римской Империи.
Уже в те годы войны в Европе понемногу гуманизировались - при осаде городов не бомбардировали жилые кварталы, хотя случайные ядра туда и залетали, а людей, проживающих у крепостных стен отселяли в безопасные места.
Применялись почетные капитуляции, когда гарнизону разрешалось уйти из города под барабаны с развернутыми знаменами, оружием, и обозом.
В одном осажденном городе с названием Пиццигеттоне стороны заключили перемирие сроком на три дня. И вот что там случилось, по словам Гольдони - "В это время я был послан в лагерь союзников в качестве почетного лазутчика. Невозможно в точности изобразить поразительную картину военного лагеря во время перемирия. Это самый блистательный праздник, самое удивительное зрелище, какое только можно себе представить.
Мост, перекинутый через брешь в крепостной стене, служит сообщением между осаждающими и осажденными. Везде накрыты столы; офицеры обоих армий угощают друг друга; в самой крепости и за ее стенами, в палатках и в лиственных беседках происходят балы, пиршества, концерты.
Все окрестные жители стекаются сюда: одни -
пешком, другие — верхом, третьи — в экипажах.
Со всех сторон подвозят продукты; на одно мгновение всюду разлито изобилие; не обходится дело и без шарлатанов и вольтижеров.
Словом, это - прелестная ярмарка, чудесное место для встреч и развлечений.
Ежедневно, в течение нескольких часов, я
наслаждался этим зрелищем. На третий день я
увидел, как немецкий гарнизон покинул крепость с теми же почестями, какие были дарованы гарнизону Миланской крепости". Интересные были времена...
Тем временем разговоры наши закончились и, полюбовавшись еще на Мишу, который выглядел молодцом, мы разошлись.
Каждый следующий день приносил сообщения о новых бомбардировках - Киева, Кременчуга, Одессы, Умани и т.д.
Как-то, недели через две после окончания урока иврита у Иры Кац, я подошёл к Люде Блох и спросил ее, живы ли еще те женщины, о которых она рассказывала и кто они ей, не родственницы ли?
- Нет, не родственницы - сказала она. - Мы вместе бежали из Донецка в 2014-м. Она учительница с дочкой. Остановились в Киеве, где друг другу много помогали и сошлись близко.
- А как они сейчас - спросил я опять - потом ведь много раз еще бомбили?
- У них все хорошо - сказала она. - Они нашли бомбоубежище недалеко от своего дома, где-то в соседних домах. Сама-то она, очень шустрая, несмотря на возраст - добавила она - а, дочка не так расторопна. Она габаритная очень, ей тяжелее.
Потом Люда сказала - слушай, я читала твое стихотворение. Хорошее. Ты правильно все понимаешь, хотя и из России. Эти ее слова меня заинтересовали. Я знал эту максиму - стыдно быть немцем. Читал Ремарка и не считал, что все немцы ответственны за дела Гитлера и надо их всех ненавидеть. Может быть, потому, что сам родился после войны, когда мир уже зализывал раны.
Но, сейчас, похоже, пришла пора примерять на себя этот хомут.
И я подумал о своих родителях, которым, очевидно тоже надо будет предъявить какие-то претензии. Отец у меня - инженер из Ленинграда, еврей, тихий человек, сильно ушибленный потерей социального статуса до Великой Отечественной и борьбой с космополитами после, ну, а мама русская, с Урала.
В 1930 году, когда моей маме было пять лет, ее семью репрессировали - раскулачили и выслали из Сибири, из-под Томска на Урал, в поселок Верхнюю Салду. Как говорила моя мама - обратно общему потоку. Ее отец, мой дед, Антон Васильевич Афанасьев, был председателем колхоза. Мама говорила, что он не позволил какому-то мелкому начальству полакомиться из общественных закромов его колхоза и получил за это на себя донос в ГПУ.
Не знаю, как оно было на самом деле, но, акт об изьятии дедова имущества я видел. Во время следования к месту высылки мамина мама, моя бабушка, ее звали Матрена, заразилась тифом и по прибытии в Верхнюю Салду умерла, оставив отцу трехмесячную дочку Валечку, которая тоже очень быстро умерла. Мама рассказывала мне, как дед Антон, тогда молодой парень, бегал по поселку, стараясь раздобыть для дочки стакан молока. На этом месте она начинала рыдать и я не очень убедительно ее утешал - ну, мама, ты же сейчас живешь за них, а они на тебя смотрят и радуются.
И не получается у меня как-то, даже слегка, осудить своих родителей ни за Сталина, ни за Ленина, ни за этих очередных упырей, которые находятся сегодня у власти в России - Путина, Сечина, Кириенко, патриарха Кирилла и прочей их бандитской братии.
Я думаю, что в соответствующих обстоятельствах, сломать можно любой народ, любую страну.
История Германии это доказала.
И в те же самые дни, уже после последнего моего разговора с Людой Блох, я наткнулся в Фейсбуке на листовку годичной давности, которую распространяли российские войска среди местного населения во время боев за Мариуполь. В ней была напечатана короткая статейка некоего Игоря Якунина с таким подзаголовком "Почему Россия не победила Украину за неделю". Среди прочего там было написано следующее - "Наша армия последовательно, под прикрытием артиллерии и авиации блокирует места дислокации украинских частей и нацбатов, не допуская масштабных боев и разрушений промышленной и жилой инфраструктуры.
И потому, что бережет своих людей.
И оттого, что старается сохранить жизни чужих за близкой линией фронта - тех людей, которые вскоре должны стать своими".
Вот так. Берегут, значит, россияне людей - и своих, и чужих. И 16 месяцев подряд старательно утюжат ракетами и беспилотниками украинские города и засевают минами их поля, гоняя мирное население по щелям и бомбоубежищам.
Так что же это за война? - спросила нас всех тогда Люда. Как, что за война? Современная война. Российская. Путина. Не каких-то там старых перцев, вроде Людовика XIV и Карла VI.
Comments