Дверь в вертикальном полу

Учитель рисования и сам не знал, чего хотел от своих учеников. — Злые и болтливые дети — почему у других учителей они сидят смирно?! Иван Евсеич терпел. Картины его не продавались, и только учительская зарплата позволяла существовать и даже покупать краски и холсты. Его, высокого, походившего на Кощея, никто не боялся: на доске писали глупости, прятали тряпку, умыкали журнал и выставляли себе пятерки. Раздражали девочки, рисующие принцесс, и мальчишки с танками и пушками. Но эти хотя бы сдавали какие-то листы, а очкастая у окна даже не пыталась. Она черкала чёрным грифелем что-то похожее на птицу, лапы которой торчали, как ветки зимнего дерева. — Это что? — грозно вопрошал Евсеич, — Где тут верх? Девочка нерешительно тыкала пальцем: — Здесь везде верх. Ему казалось, что она издевается. Они все издевались! — Садись — два! Двойки летели зловещей стаей, и тогда она тоже решилась стащить журнал и незаметно нарисовать четвёрку (на пятёрку духу не хватило). Надо же, ничьих липовых пятёрок учитель не замечал, а эту четвёрочку заметил сразу! Скандал! А чувства вины не было, ведь другие тоже так делали — девочка плакала оттого, что попалась и ей, отличнице, испортят табель двойкой по рисованию. Папа скопировал на оконном стекле здоровенного петуха, и они раскрасили его всеми цветами радуги. Но Евсеич не принял и сердито буркнул, что рисовала не она. И опять начались слёзы с ожиданием исключения из школы. Учитель тоже боялся скандала. Шутка ли — ученики самоуправствуют в классном журнале! Так и работу потерять недолго… До конца четверти девочка сидела ни жива ни мертва. По ночам ей снились зелёные собаки на жёлтых деревьях, которые лаяли на цветного петуха. А тот в свою очередь пытался клюнуть кого-нибудь из них... но у петуха не выходило. Табели раздавали перед зимними каникулами. В классе, набитом учителями и родителями стоял спёртый воздух, было жарко, шерстяная форма кусалась. Девочка глядела на оценки, где среди пятёрок перевёрнутым стульчиком торчала четвёрка по рисованию. Мир перевернулся. Всё завертелось… и Евсеич, светя оранжевым ореолом, вышел из двери в вертикальном полу.