София сидела на балконе и смотрела на простирающееся перед ней море. Она всегда любила море и мечтала жить возле него. И только в последние годы ей это удалось. Она продала большую квартиру, в которой осталась одна, и купила себе эту маленькую уютную квартирку у самого синего моря. Когда ноги слушались ее, она медленно ходила по чудесной набережной, слушала шум прибоя и просто смотрела на море, меняющее свой цвет и даже оттенок каждую минуту.
Люди пытались укротить это чудо природы, и построили волнолом. Море сердилось, его волны разбивались о камни, которые натащили сюда люди, но поделать ничего не могло. Так и спорили веками - море и камни – спор был обречен, победителя не могло быть.
София жалела, что Б-г не дал ей таланта рисовать, ибо, глядя на эту красоту, трудно было удержаться от такого желания: запечатлеть на холсте каждое мгновение. Уже много лет она собирала картины, на которых было изображено море, и вся ее крошечная квартирка была увешана и заставлена полотнами, изображающими это чудо природы. Это помогало ей жить.
У детей давно была своя жизнь, они редко навещали ее, внуки и правнуки тоже были заняты. Общение было в основном по телефону. София не обижалась, она понимала, что в ее жизни наступил третий, последний этап – старость, которая пока не лечится, да и нужно ли? За плечами длинная и сложная дорога, пора и отдохнуть…
Мир давно ушел вперед с его прогрессом, айфонами, виджетами и гаджетами. Слова-то какие! Напоминают серпентарий.
София не понимала людей, которые боялись стареть, молодились, натягивали себе все, что можно, чтобы казаться вечно молодыми, но природу трудно обмануть. А часто это выглядело смешным, вульгарным и даже убогим. Нет, ухаживать за собой и делать вид, что ты молоденькая девушка, – это совсем разные вещи. Старости присуще благородство прожитых лет. И это ее главное украшение.
Сегодня в ее стране один из главных праздников – День покаяния – Йом Кипур. На сутки в Израиле замирает все. Не летают самолеты, не ездят машины. И это время для того, чтобы суета не отрывала от мыслей о жизни. Каждый взвешивал: а что он сделал за год, не обидел ли кого? А в общем, пытался рассмотреть, а так ли он живет, идет ли он к своей цели честным путем? Все просили у всех прощения и прощали себя. Просили у Б-га хорошей записи на следующий год, здоровья и мира на этой земле.
Решение уехать в Израиль зрело давно. И в один день, несмотря на уговоры детей (Куда ты едешь?), София собрала чемодан и села в самолет. Она сидела у окна, все в самолете спали, а София ждала встречи с этой землей и очень волновалась. Признает ли ее эта земля, что она почувствует? И вдруг увидела огни, много красивых огоньков светились внизу, она случайно подняла глаза вверх и увидела множество звезд… Как красиво… Она не была сентиментальной, но сейчас невыплаканные слезы, копившиеся в ней много лет, боль, таившаяся внутри, как будто вскрылся многолетний нарыв, выплеснулась наружу. Когда самолет ласково коснулся бетонной дорожки, все зааплодировали. София видела вокруг себя улыбающиеся лица: мы на Родине, мы у себя дома, мы в своей стране. Ее нога коснулась израильской земли, она не сомневалась, это ее новый дом, и он принял ее.
Современный Израиль – сумасшедшая страна, созданная мечтой гонимых евреев, из миража о своем еврейском государстве. Смесь Востока и Запада, конгломерат языков, народов и культур. Страна, мозолящая всем глаза, хотя такая крошечная и маленькая. Всем мешающая. Каждый народ имеет право на свою страну, но только у евреев все время пытаются это право забрать. А уж то, что евреи пытаются защищать себя, это странно для всех, ведь веками их убивали безнаказанно, просто так…
Для Софии это был день размышлений, день воспоминаний. Она отключала телефон и углублялась в прожитое. В старости много времени остается для воспоминаний. София научилась смотреть их в своем воображении, как кино. Она не любила давать интервью, светиться на телеэкранах, но девчушке, которая много раз так настойчиво звонила, не смогла отказать, так как молодой голос вдруг чуть не расплакался и сказал, что это ее первое задание, и ее уволят с работы, если она его провалит. Пришлось согласиться. И вот завтра та придет брать у нее интервью. Что же ей рассказать… Она сама собиралась издать книгу, но текучка заедала, все откладывала на завтра. Однако возраст был уже такой, что София все чаще задумывалась, будет ли для нее завтра? А рассказать она должна – память будет жить даже тогда, когда ее не будет. Ведь памяти она посвятила всю свою жизнь…
Утром следующего дня София была готова для встречи. Нет, она всегда соблюдала сложный утренний ритуал, но сегодня особенно тщательно готовилась. Может быть, это ее последней рассказ и встреча с корреспонденткой. В ее возрасте тикают особые часы: каждую минуту может порваться хрупкая нить жизни. И так она считала, что судьба даровала ей премиальные годы, многих ее ровесников уже не было в живых…
В комнате резко зазвонил телефон. Аппарат был старый, звонок дребезжал, визжал на всю округу. Конечно, можно было купить новый, современный, но София подружилась с ним, он бы немым свидетелем времени, ее времени, старым ее другом, она не могла его предать.
- Держись! – говорила она ему, когда он жаловался на жизнь своим старческим дребезжанием. – Мы еще с тобой повоюем!
И подняла трубку. Сейчас гостья придет, теперь надо дойти до двери и открыть.
На пороге стояла девица. Софии стало даже казаться, что вся современная молодежь на одно лицо. Крашеная блондинка, стройная, длинноногая, в короткой юбчонке, которую впору было назвать увеличенными трусами, которые вроде бы и есть, и вроде бы ничего не прикрывают. Конечно, для мужчин пиршество глаз, красота женского тела вся видна, но именно это отсутствие тайны в женщине породило столько импотентов. Никакого соблазна, никакого желания… На боку у девушки висел автомат, нечто громоздкое и тяжелое, абсолютно портящее картину привлекательной блондинки. Такое может быть только в Израиле, где девушки служат в армии и обязаны всегда носить с собой оружие, даже на выходных. София одернула себя мысленно: и что пристала, сама когда-то была молодой, правда, у нее практически не было молодости…
- Проходите, садитесь, пожалуйста. Хотите кофе, чаю? – София пододвинула заранее сервированный столик на колесиках. Она любила все красивое даже в мелочах.
Девушка оглядывала комнату, останавливая взгляд на картинах.
- Какие у вас чудесные картины… Как будто морем запахло…
- Да, я люблю море. Но что вас привело ко мне? О чем вы хотите узнать? Почему вас послали именно ко мне?
- Сейчас все расскажу. – Она поставила оружие у кресла и утонула в мягких подушках, достала диктофон, включила и положила на журнальный столик. - Понимаете, я заканчиваю службу в армии, в боевых войсках, но мечтаю поступить на журналистский факультет, и вот мне в газете дали первое задание. Сказали, справишься, возьмем. Не справишься…
- Как вас зовут? И почему вас послали именно ко мне? Я обычно никому не даю интервью.
- Меня зовут Лиор. 9 мая будет 75 лет со дня начала Второй мировой войны, поэтому нужен материал о ветеранах. А к вам меня послал наш главный редактор.
Она говорила по-русски с обычным акцентом родившихся в Израиле и осваивающих русский как второй язык. «Как же она будет писать?» - подумала про себя София.
- Вы не волнуйтесь, я совершенствую свой русский язык, у меня бабушка филолог, она мне поможет, все проверит. – Лиор как будто прочла ее мысли.
- Знаешь, дорогая, между нами 70 лет разницы, а это целая жизнь. Мне ведь 90, а тебе, скорее всего, 20. Ты мне в правнучки годишься. Поэтому давай договоримся, ты рассказывай, что ты знаешь об этой войне, и задавай свои вопросы, а я постараюсь ответить. Только честно, иначе разговора не получится. Я вранье чувствую за версту… предупреждаю.
- Не слишком ли ты сурова к этой девушке? – подумала София, но тут же одернула себя, - Она же защитница, вон автомат какой… Вся страна в ее хрупких руках… - и вопросительно посмотрела на гостью… О чем думает современная молодежь? Как она относится к войне? К памяти? А вслух сказала:
- Я слушаю вас…
- Понимаете… - начала та нерешительно, - ведь это я должна вас спрашивать, а не вы меня… Как–то неправильно получается…
- Согласна. Но ведь у тебя это первое интервью, у меня, может быть, последнее, поэтому долой правила. Ты ведь хочешь выполнить задание редактора?
Лиор помолчала… Как трудно с пожилыми… Но тут вспомнила добрые бабушкины глаза… Ладно, надо рисковать. Очень хотелось ей, чтобы бабушка прочла ее первую публикацию и гордилась своей внучкой.
- То, что я скажу, может, и некорректно прозвучит для вас, но вы ведь просили откровенно. В мире сейчас масса интересных новостей: показ мод, конкурсы красоты, предвыборная кампания в Америке, у нас столько всего происходит… Зачем нам сейчас история Второй мировой? Нет, вы не подумайте, я уважаю старшее поколение, но какое отношение имеет наша страна к празднованию 9 мая? И тех, кто воевал, уже не осталось… Остальные только рассказывают об этой войне… Мне кажется, нужно писать и говорить о том, что происходит в нашей стране. Тут проблем… как это говорят по-русски… выше крыши.
Обе замолчали надолго. София уже давно понимала, что уходит память сквозь песок. Как говорят психологи, четвертое поколение не помнит истории, начинает с чистого листа. Отдаляется. Да, и они уже другие. Готовые с оружием в руках защищать свою землю. И, наверное, им очень трудно понять нас. Но все-таки слова этой девчушки больно резанули по сердцу, как скальпелем. А Лиор испуганно молчала, нет, она не была трусихой. Служба в боевых войсках закалила ее и отнюдь не была детской игрой. Но эта пожилая суровая женщина была резкой и непримиримой, наверное, она все испортила, высказав ей свои мысли. Редактор предупреждал ее, что София – крепкий орешек. И теперь они обе понимали, что разговор будет непростой. И обе волновались, а поймут ли они друг друга? Ведь между ними целая жизнь… Разные страны, разные эпохи и …целые поколения.
- Скажи, - нарушила молчание София, - а разве твои родные не рассказывали тебе о войне? Ведь не было семьи, не пострадавшей в этом адском пламени…
- Почему же… Бабушка рассказывала, что была маленькой, когда ее отец ушел на фронт. А ее мама говорила ей, что они жили в маленьком городке на Украине, где все знали украинский, русский, польский, идиш. Земля была цветущая, когда цвели деревья, город покрывался белым и розовым «снегом», а ароматы цветущих деревьев окутывали улицы и дома. Было ощущение, что ты в раю, хотя жили трудно и бедно. Мне это трудно представить, если здесь, на песке, смогли построить цветущий рай, то, что бы было, если бы здесь была та плодородная земля…
- Да, Израиль – это огромный труд, упорство и претворение мечты в жизнь. Когда я сюда приехала, то была поражена, сколько здесь зелени и цветов. Но нелюди пытаются выжечь все это, а мы сажаем все заново и терпеливо растим и лелеем. Так в жизни всегда сходятся добро и зло. Но продолжай, извини, что перебила тебя…
- Прадедушку и прабабушку познакомила еврейская сваха, так было принято. Но им повезло: они сразу влюбились в друг друга, все вокруг стало неважным, все виделось сквозь призму молодости и любви… А потом родилась моя бабушка, и их радости не было предела. И вдруг война… И никто не хотел верить, ведь Красная армия была всех сильней… Да и немцы не были врагами, у них культура, и язык был похож на идиш. Прадеда моего в первую же неделю забрали в армию, он был гражданским и никогда не умел стрелять. Да и оружия у них не было… Так он и сгинул в первые же дни войны… Сколько потом писали, чтобы узнать, где и как он погиб, ответ приходил один: пропал без вести… Бабушка показывала мне эти письма, она до сих пор их хранит.
- Да… Таких историй в первые месяцы войны было множество. Бросали безоружных солдат в бой на вооруженных немцев и танки. И потом убитые лежали рядами, их некому было даже хоронить, так присыпали землей… А как твоим родным удалось выжить? – София не торопила гостью с ответом, закурила и задумалась. Сколько за эти годы она собрала таких историй в свою копилку, сколько еще было ненайденных могил и безымянных памятников.
- Собрали семейный совет, долго спорили, и мнения разделились. Старшие решили остаться, не бросать же нажитое имущество, ведь все разграбят. Молодое поколение, особо один из них, сказал, что они уезжают, что надо бежать от опасности. Собрал всех молодых родственников, в том числе и мою прабабушку с ребенком, и они чудом успели на последний пароходик, который увозил эвакуированных… в неизвестность. Бабушка рассказывала, со слов мамы, что, когда стали собираться, все растерялись. Что брать? Как нести? Мама бабушки от растерянности схватила с чердака огромную кастрюлю с прошлогодним абрикосовым повидлом, которое варили на зиму. Оно было засахаренным и засохшим, но именно это повидло спасло им жизнь, когда не было никакой еды. Бабушке было тогда 2 года, но она уверяет меня, что помнит маленький чадящий пароходишко, сотни людей на палубе, невозможно было лечь, только сидеть. Вокруг ночь, но никто не спит. Сзади горел город, в который через полчаса после того, как они отплыли, высадился немецкий десант. А впереди горели баржи с людьми, разбитые немецкими самолетами, и никто не мог им помочь. Бабушка говорила, что потом, еще много лет спустя, как только она закрывала глаза, видела эти зарева и слышала крики обезумевших людей…
Лиор замолчала. Всякий раз, когда бабушка вспоминала своих родных, горькая слеза сбегала по ее щеке. Она зажигала свечку и шептала слова молитвы на незнакомом Лиор языке: «Готыню…»
- А что было дальше? – София докурила сигарету. Да, эта девочка совсем не такая уж пустышка.
- Дальше… Была эвакуация, голод, холод, тиф, малярия… Один из молодых работал бухгалтером на заводе, перед этим днем он получил мешки с деньгами. Их и везли вместо багажа. Умирали с голоду, а деньги не тронули. Сдал их в Махачкале… там его и оставили бухгалтером. Выжили, вернулись в разрушенный город. Уцелевшее жилье было занято. Маме бабушки было трудно, за мужа не платили тогда, никто не знал, где он, может быть, в плену. А это в те годы считалось преступлением. Потом бабушка встретила дедушку, влюбились, поженились, родилась моя мама…
Лиор замолчала, Софии даже показалось, что по щеке девушки скользнула слезинка. Стемнело. Она встала и включила свет. Мягкий и ненавязчивый, он залил комнату. Так они и сидели молча, объединенные какой-то общей грустью.
- А давайте еще пить чай? Вы можете поставить чайник? – Софии трудно было так много двигаться.
Им обеим нужно было время, чтобы продолжить разговор. Наконец по комнате разлился аромат чая. София любила с бергамотом, а Лиор, как и большинство израильтян, обожала с мятой.
- Так что, о войне я знаю много, - прервала молчание девушка. – Но должна вас разочаровать, большинство моих сверстников не интересует эта война, у них уже свои понятия и проблемы.
- Да, я понимаю тебя, мы уходим, а с нами и память. Поэтому твой редактор торопится еще что-то рассказать о том, что было. Пока мы живы. И передать дальше. Еврейский народ силен своей памятью, если она исчезнет, народа не будет. Две тысячи лет назад был разрушен Храм, а наш народ все плачет у Стены. Именно генетическая память держит в этом мире наш народ. А почему ты все время говоришь о бабушке и ни разу не сказала о своих родителях?
- У меня нет никого, кроме бабушки. – Лицо Лиор тронула грустная улыбка. «Только не плакать! Только не плакать!» - убеждала она себя. И что эта женщина от нее хочет? Молодая девушка продолжала медленно пить чай, ей нужно было время, чтобы прийти в себя. – Я училась в Америке. Здесь жили в кибуце мои родители и брат… Однажды, когда они возвращались из гостей, с ними поравнялась машина без номеров, и по ним стреляли в упор из автомата. Отец погиб сразу, а мама и брат скончались в больнице от полученных ран. Я приехала на похороны и осталась, пошла служить в Армию. Скоро заканчиваю… Буду жить на этой земле… за них…
В комнате стояла тишина, только звуки с улицы нарушали этот грустный рассказ.
- Прости, я не знала… Сколько же ты уже выстрадала, моя девочка. – София неожиданно для себя обняла Лиор. – Вот поэтому нужно помнить о трагедии нашего народа и защищать его сейчас. Знаю, ты думаешь, что там говорит эта выжившая старуха – пустые слова. Что она знает о жизни?! Так вот, у меня не было молодости. Родители любили друг друга и обожали нас с братом. Жили трудно и бедно, но в любви и согласии. Когда началась война, власть скрывала о том, что происходит с евреями. Поэтому родители не хотели бросать нажитое, думали, что все обойдется. Но немцы пришли и принялись уничтожать евреев… Нас прикладами выгнали из дома и погнали по дороге к лесу, в наш поток вливались все новые и новые семьи, просто люди. Дети плакали, упавших немцы просто добивали на месте. Когда вошли в лес, отец вдруг сильно толкнул меня в кусты: «Беги, живи за нас!» - это все, что я успела услышать. Так я сидела в кустарнике до самой ночи, пока ослабел людской поток. Слышала, как стреляли в людей, крики детей, плач. Но словно онемела, плохо понимала, что происходит. Не знаю, сколько дней там просидела, потом ночью выползла, подошла ко рву, поклонилась всем расстрелянным и пообещала, что больше не будет страха в моей душе, буду мстить, пока жива. Не знаю, сколько прошло времени, когда набрела в лесу на партизан. Но они только посмеялись надо мной: «Иди отсюда, евреев не берем! Они все предатели». Как мое сердце не стало камнем и не разорвалось на кусочки? Снова бродила по лесу, пока не наткнулась на кучку испуганных детей разного возраста, которым удалось бежать от фашистов и которых гнали в деревнях. Увидев меня, поседевшую, они бросились меня обнимать и плакать. Я была старшей, а было мне всего 17 лет. В тот момент я стала их мамой. О том, что нам пришлось пережить, о своих поисках героев, об их жизни, рассказах о войне, которым я посвятила оставшуюся часть жизни, я написала вот в этой неизданной книге.
София тяжело прошла в спальню и вынесла распечатанные листы рукописи. Протягивая их Лиор, она сказала:
- Возьми, у меня уже не хватит сил. Это моя последняя книга. А ты допиши сюда свои истории, собери их в одну книгу. Ведь то, что происходит сейчас в нашей стране, и то, как мир взирает на это равнодушно и даже потворствует, это настоящий Холокост. Нас снова хотят уничтожить. И именно вы, молодежь, должны этому помешать. А сейчас иди. Спасибо тебе, - она снова обняла поднявшуюся Лиор. – Захлопни дверь. Прощай. Всегда помни и передавай это своим детям и внукам. Передай твоей бабушке, что я горжусь тобой.
София повернулась и ушла в спальню. Сегодня у нее больше не было сил, а слезы катились из глаз, как будто что-то растопило ее окаменевшее сердце.
2015
Opmerkingen