ВАГОН. Эдуард Максимов

Извилистая тропка заманивает в горы,

где Иерусалимский всегда зеленый лес.

Две неподвижных точки – орлы – мне в душу смотрят

из глубины библейских безоблачных небес.

И вырвавшийся в вечность, на скорости застывший,

на фоне леса, неба, над бездною времен,

где до безумья любят, где равнодушны к ближним, -

обветренный, товарный далеких лет вагон.

Вагон – на пьедестале... Закончилось столетье...

Вагон – в концлагерь... Эхо – всех обреченных стон...

Не важно, по какому пронесся континенту, -

не возвратится больше вошедший в тот вагон.

Я Мировой не видел. Родился много позже.

Но боль отцовской раны врывается в мой сон.

Чтоб в лагеря выгоны не увозили больше,

пришел по ржавым рельсам из прошлого вагон.

Брат матери Григорий с печальными глазами

был в сорок первом летом под Львовом окружен.

Когда меня колеса уносят, на вокзалах

концлагерный товарный мне видится вагон.

Что катастрофа века? Плод катастрофы духа,

когда скрипач – с обрыва, когда стихи – в огонь.

Идеи ложны, если любившие друг друга

разлучены насильно. Прогрохотал вагон...

И дед жены – высокий седобородый Пинхас

убит под Черновцами. В чем провинился он?

Расстрелянные в гетто... Им вместо обелиска –

лес Иерусалимский, где встал навек вагон.

Как все дороги мира вновь к Иерусалиму,

так души всех евреев – сюда со всех сторон.

И тем, кого в концлагерь в товарном увозили,

не вырыты могилы. Им памятник – вагон.